60-я годовщина смерти самого долгого главы правительства Второй РП прошла без шума. Жаль, хотя бы потому, что он был единственным польским премьер-министром, наделенным литературным талантом. Мы должны ценить это. Сегодня видные политики ограничиваются твитами и электронными письмами.

Фелициан Славой-Складковский смог справиться без помощи щедро оплачиваемых писателей-призраков и пранкеров. Поэты и обозреватели Марьян Хемар и Юлиуш Мерошевски восхищались его польским языком, Ян Лехонь сравнивал автобиографическую работу бывшего премьер-министра с " Памятником" Яна Хризостома Пасека, а Зигмунт Новаковски - с "Памятниками соплиц" Генрика Ржевуского.

Очаровательный рассказчик и тупой слуга

Дебют Славоя как писателя состоялся поздно, в возрасте 47 лет. До этого из-под его пера выходили статьи на медицинские темы. Успех моей службы в бригаде - его двухтомных мемуаров о Великой войне - сильно удивила его, даже подбодрила тем, что Пилсудский нашел книгу "очень занимательной". В то время автор был министром внутренних дел.

Подписывайтесь на наш фейсбук Многие читатели, возможно, почувствовали когнитивный диссонанс. Как возможно, чтобы санатор и сторонник силового правления был в то же время очаровательным рассказчиком, наделенным прекрасным чувством юмора - в том числе и о себе? Бывшие товарищи по оружию были менее удивлены. В конце концов, они помнили молодого Фелициана за его игру на гитаре и шутки, иногда макабрические (передняя сцена: "Что ты кричишь, этому выстрелили в голову и он ничего не говорит, а тебе выстрелили в ногу и ты сразу закричал!").

Другое произведение: Книга "Обрывки отчетов" ("Strzępy meldunków"), опубликованная через несколько месяцев после смерти маршала, приобрела неоднозначную репутацию. Идолопоклонническое отношение автора к своему покойному начальнику было тем более поразительным, что последний относился к нему довольно покорно. Раздавались голоса, утверждавшие, что книга премьер-министра была невольной насмешкой над Пилсудским. Однако никто не мог отрицать, что она была искренней и во многих отрывках трогательной.

Война изменила все. Складковский упал с вершин власти на дно осуждения. Его считали в лучшем случае легкомысленной фигурой. Еще до 1939 года оппозиция заклеймила генерала как скучного служаку (над этим персонажем поляки любили посмеяться задолго до выхода на экраны фильма " C.K. Dezerterzy"), полуфашиста и антисемита. Теперь к обвинениям в некомпетентности и трусости, граничащим с государственной изменой, добавились самые тяжкие. Славой, ответственный за катастрофу государства, должен был предстать перед национальным трибуналом. Суд не состоялся, но мрачная тень 17 сентября, когда он вместе с президентом, министрами и главнокомандующим пересек мост через границу Черемоша, нависла над ним до конца жизни.

Сверхдержава, которой не было

После смерти Эдварда Рыдза, Юзефа Бека и Игнация Мосцицкого, Складковский стал символом последней правящей команды. Ему ставили в заслугу ошибки других людей, реальные и воображаемые, хотя его влияние на внешнюю политику или стиль командования было незначительным. Однако он вел себя лояльно - не отрезал себя от триумвирата санации, а наоборот, защищал его от несправедливых, на его взгляд, мнений.

Он настаивал на том, что Польша не могла быть лучше подготовлена к войне. Половина средств шла на военные нужды, но бюджет одного только Берлина был больше, чем у всей Речи Посполитой. У немцев было больше танков и самолетов, иностранные государства не хотели продавать нам оружие, а отечественная оборонная промышленность только зарождалась. Через год или два мы стали бы сильнее.

Правительство осознавало диспропорцию сил, но до самого конца демонстрировало официальный оптимизм и напрягало мускулы, чтобы не вызвать панику и капитулянтские настроения. Гитлер поставил пилсудчиков к стенке, требуя капитуляции. Играть на время было просто невозможно. Кроме того, даже Запад был одурачен статусом сверхдержавы Польши. В Париже и Лондоне они были потрясены скоростью, с которой немцы разрушали своего восточного соседа. Премьер-министр, как и все поляки, надеялся на скорую отсрочку, но союзники, кроме объявления войны Третьему рейху, ничего не предприняли.

Со временем плохие эмоции несколько поутихли. Широкое распространение получило мнение, что Польше не нужно стыдиться сентябрьской кампании. Тот факт, что противники довольно быстро вымирали, также способствовал снижению остроты споров.

В Польше все было по-другому. Лица, определяющие историческую политику ПРЛ, не хотели слышать о реабилитации преемников Пилсудского.

Ребята, за мной!

Славой Фелициан Складковский родился в Гонбине, врач по профессии. Он практиковал как хирург и гинеколог, но в ранней молодости вступил в ряды социалистов, выступавших за независимость. Из этой среды прямая дорога вела в легионы (где Славой приобрел репутацию "самого храброго врача Первой бригады") и в армию возрожденной Республики Польша. Во время войны с большевиками он отвечал за санитарные вопросы.

С Юзефом Пилсудским, помимо официального подчинения, у генерала было довольно непринужденное отношение к религии. Чтобы иметь возможность жениться на обожаемой Жермене (его вторая жена, Жермена Сюзанна Койо, была француженкой - прим. редактора), он тоже сменил вероисповедание на евангелическое. Когда кумир уже не стоял на пути к демократии, Складковский быстро адаптировался к новому курсу.

Во время первого заседания Сейма в марте 1928 года спикер, будучи премьер-министром, приветствовал собравшихся. Группа членов парламента воспользовалась этой возможностью и начала скандировать: "Долой фашистское правительство Пилсудского!". В ответ Славой во главе отряда полицейских, которые были призваны ранее, с криком ворвался в зал заседаний: "Ребята, эти s.... коммунисты мешают речи Коменданта. Мы выгоним их, следуйте за мной!", что они и сделали, несмотря на протесты других членов парламента. После ухода главы правительства конкурсантам разрешили вернуться, чтобы они могли принять присягу.

Будучи главой МВД, Складковский подписывал ордера на арест лидеров оппозиции. Он помогал в последние минуты жизни обожаемого маршала и был одним из тех, кто выносил гроб из Бельведера, а затем снимал его с кареты. Однако он всегда уклонялся от того, чтобы его называли политиком. Он точно не был демократом. В изгнании он признался, что его раздражают слова, начинающиеся на букву "Д". и заканчивающиеся на "А".

Тектонические движения, последовавшие за смертью главнокомандующего, неожиданно возвысили Эдварда Рыдз-Смиглы. Формально, однако, главой государства был Игнаций Мосцицкий, фигура, которому апрельская конституция предоставила настолько широкие полномочия, что генерала мог бы посадить человек с более сильным характером и личностью. В конце концов, мужчины разделили власть. Все еще нужен был способный, но политически недостаточный премьер-министр. Они не стали далеко искать кандидата. За время службы в легионах Складковский уже завоевал репутацию хорошего администратора.

Спустя годы он признался, что в 1936 году стал "временным" главой правительства. Импровизация, как это часто бывает, продолжалась долго, более трех лет.

Лучше бить, чем стрелять

Он был странным премьер-министром. Совершенно свободный от характерного для вислинской элиты самолюбования, он не имел пристрастия к интригам, банкетам и охоте. Вместо этого он повлиял на ландшафт Польши, особенно провинциальный.

Он приказал подмести улицы, покрасить заборы, посадить деревья, обустроить газоны, побелить известью деревенские дома и городские водостоки, а также построить пристройки, которые в дальнейшем стали называть "уборными". Как бывший военный врач, он был помешан на гигиене.

Самые приятные воспоминания Славоя связаны с Туреком. Премьер-министр очень дорожил городом, в котором жили его родители и сестра, и часто посещал его.

Политика поддержки здравоохранения не нашла должного понимания в обществе, но Складковский был упрям. Несмотря на плотный график работы в столице, он старался поддерживать "контакт с областью". О его внезапных проверках ходят легенды.

В первый же день своего пребывания в должности премьер-министр уволил своего коллегу из "Легионов", главу Ловичского района, за необоснованное оставление рабочего места. По старинке, он спал в здании Министерства внутренних дел и начинал свой день с того, что в восемь утра проверял, готовы ли все его подчиненные к выполнению своих обязанностей.

Проявлением двойного подчинения Славоя была его "отчетность" перед Мосцицким и Рыдзом. Министерские портфели были розданы до того, как ему предложили место премьер-министра. Он имел самое большое влияние на Министерство внутренних дел по той простой причине, что держал его главу у себя. Экономикой занимался человек президента Эугениуш Квятковский, дипломатией - Юзеф Бек (рекомендованный на эту должность маршалом), а власть над военными узурпировал Смиглый, провозглашенный вторым лицом. В 1940 году он должен был стать номером один, так как Мосцицкий собирался на пенсию.

В этой ситуации Складковский видел свою миссию в том, чтобы принести в страну порядок, безопасность и уважение к власти. В 1930-е годы протесты и демонстрации с кровавым эпилогом были в порядке вещей. Устав от упреков президента в том, что "полиция снова стреляет", премьер-министр обратился к французским образцам. Офицеров учили разгонять толпы без применения огнестрельного оружия. Вопреки видимости, у премьер-министра была довольно тонкая кожа, и критика не стекала с него, как вода с утки. Он сожалеет, что его называют глупцом, но он не таскает журналистов по судам и не насылает на них "неизвестных преступников". Чтобы облегчить участь безработных, он организовал общественные работы.

Лошади в реке

Образ государственного деятеля, труженика и антикоммуниста, который памятно "истреблял злоупотребления и несправедливость", частично освещен в фактах, но давайте вспомним, что Славой, как писатель, имел талант к самосозидания.

Он, конечно, не был таким шарлатаном, как утверждал. Давайте рассмотрим аргументы, которые он использовал. Арестовывать лидеров оппозиции? Кто-то должен был это сделать. Умиротворение восточной Галиции? В конце концов, это было бескровно. Жестокое подавление крестьянской забастовки? В то время он был за границей. Лагерь Береза? Печальный, но необходимый инструмент для защиты государства от немецких и советских агентов. Взрывать православные церкви? Это была работа военных, которые чувствовали себя политиками. Почему перед лицом смертельной опасности не было сформировано правительство национального единства, как в 1920 году? Потому что времени было мало, а менять лошадей при переправе через бурную реку - плохая идея. И так далее.

Славой вспоминал II РП легко, не задумываясь. Он заверял в беспристрастности правительства, обвиняя противников Санации в демагогии и кровопролитии. Он умолчал о мошенничестве на выборах, о котором он должен был знать. Он осуждал антисемитские эксцессы, но был против соглашения с украинцами.

Среди литературного наследия генерала - отчет о действиях правительства в критические сентябрьские дни. Государство пошатнулось под ударами, обрушившимися с запада, севера, юга и, наконец, с востока. Правительство, которое на третий день войны уже начало паковать и сжигать документы, теряло уважение, ради которого Складковский так много работал.

Бензин для Сикорского

Организаторский талант премьер-министра пригодился во время эвакуации. 7 сентября, в 2 часа ночи, он покинул Варшаву ("Я бросаю последний взгляд на портрет коменданта и спускаюсь во двор"). В Луцке он пытался контролировать растущий хаос, даже когда план остановить немцев на линии Вислы и затем Буга провалился, он все еще надеялся, что карта перевернется. Только советское вторжение положило конец его иллюзиям.

Складковский не видел ничего плохого в бегстве правительства и командования в Румынию. Он лично убеждал колеблющегося Рыдза пойти по стопам президента. В конце концов, существовал исторический прецедент: после падения Ноябрьского восстания политики и генералы эмигрировали, чтобы координировать борьбу за суверенитет из Парижа. О том, что его соотечественники дома, оставленные на милость врага, могут обидеться на своих лидеров, как-то не подумали. Бычий лозунг "сильный, компактный, готовый" был разбит немецкими танками.

Затем стало еще хуже: под давлением Гитлера румынский союзник интернировал министров, а французы воспользовались случаем, чтобы заставить уйти в отставку Мосцицкого и Рыдза. Славой написал заявление о вступлении в польскую армию в качестве врача. Генерал Сикорский отклонил его просьбу, что явилось симптомом мстительности и недалекого ума, свойственных нашим политикам. По иронии судьбы, менее чем за неделю до этого Складковский помог будущему премьер-министру и главнокомандующему, когда у него закончился бензин в румынской глуши.

Летом 1940 года Славой ускользнул от румын, предварительно утопив в озере и в туалете гостиницы 11 толстых тетрадей с подробными записями о своем пребывании на государственной службе. По воле Сикорского он провел шесть месяцев в Турции. Его допрашивал посланник комиссии, расследующей ответственность за сентябрьское поражение. В Палестине бывшему премьер-министру удалось поймать Бога за бороду - он стал санитарным инспектором. Однако через четыре месяца он, как и другие пилсудские, был уволен из польской армии.

Плохой, хороший, неудачник

Обреченный на бездействие, что было против его натуры, Складковский вступил в последнюю битву: за память. Долгое время он писал в ящик, так как правительство запретило печатать исповеди "могильщика отечества".

Последние годы жизни он провел в Лондоне. Жирмина была уже мертва, поэтому он женился в третий раз - на Тадеуше Доленге - сестре Мостовича. Судьба может быть извращенной. Автор "Карьеры Никодима Дызмы" был убит в Кутах, на дороге, ведущей к мосту через реку Черемош, тому самому мосту, по которому генерал тремя днями ранее эвакуировался в Румынию.

Писательство поддерживало жизнь Славоя, позволяло ему переносить безнадежность изгнания. "Административные цветы" - мемуарная серия, которую не захотела печатать парижская "Культура", - была опубликована на страницах "Новостей". Хотя бывший премьер-министр развил в себе талант ирониста и стилиста, многие соотечественники были возмущены тем, что Мечислав Гридневский хвалит доброхота из Санации.

Складковский умер 31 августа 1962 года, накануне очередной годовщины начала войны. Кот Мацкевич, который ранее насмехался над виновником своего пребывания в Березе, вышел с признанием, что Славой был "хорошим человеком, хорошим солдатом и хорошим поляком". Сам этот человек в предисловии к своей книге "Не последнее слово обвиняемого" выразил уверенность в том, что история будет судить его справедливо. Он забыл, что историю пишут победители.

– Веслав Хелминяк
-Перевод Александр Кравченко

TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы