В дискуссиях о истоках Второй мировой войны иногда цитируется приговор, приписываемый маршалу Фердинанду Фошу. Когда легендарный французский полководец ознакомился с условиями Версальского договора 1919 года, он, как говорят, сказал, что это будет не мир, а всего лишь перемирие на двадцать лет.

Могло показаться, что маршал Франции своим высказыванием попал в яблочко. Очередную мировую войну Германия развязала ровно через двадцать лет после подписания ею Версальского мирного договора. И по сей день среди некоторых историков бытует мнение, что Вторая мировая война была в своем роде продолжением первой. Но в большем масштабе и несравненно более жестоким.

Эти ассоциации вызывают фотографии и кинозаписи, на которых видно, как линкор “Шлезвиг-Гольштейн” обстреливает полуостров Вестерплатте на польском побережье Балтийского моря. Гданьск и “Польский коридор” (наименование польской территории между двумя мировыми войнами, отделявшей германский энклав Восточная Пруссия от основной территории Германии. - прим.ред.) занимали важное место среди немецких ревизионистских требований, которые выдвигали практически все политические и идеологические течениями в Веймарской Германии. В 1939 году требования Берлина о Гданьске и “коридоре” стали прямым предлогом для нападения Германии на Польшу.

Между тем различия между причинами двух войн принципиальны. Если Первая мировая война 1914-1918 вспыхнула, то Вторая мировая была спланирована, подготовлена ​​и сознательно развязана нацистской Германией.

Трагедия, но не преступление

Термин “война вспыхнула” вполне применим к Первой мировой войне. Споры историков о ее происхождении фактически ведутся со времен Парижской мирной конференции 1918-1919 годов, на которой победители навязали Германии и ее союзникам тезис о том, что в развязывании этой войны виноваты исключительно побежденные (ст. 231 Версальского договора).

Спор не утихает и по сей день, о чем свидетельствует популярность знаменитой книги австралийского исследователя Кристофера Кларка “Лунатики. Как Европа вступила в войну в 1914 году”. Кларк стал еще одним историком, утверждавшим, что, хотя воинственная Германия в 1914 году была не безупречна, другие государства также несли немалую ответственность за ввержение Европы в Великую войну.

В частности, Кларк выступил против мнения известного левого историка из ФРГ, профессора Фрица Фишера. Тот в начале 1960-х годов заявил – и подвергся за это резкой критике в своей стране, а также в правительственных кругах – что в вильгельмский период (1888-1918 г.г) Германия сознательно шла к войне, прокладывая себе путь к статусу мировой державы.

Для Кристофера Кларка “начало этой войны было трагедией, а не преступлением”: “Немцы были не единственными империалистами [в 1914 году] и не единственными, кто поддался паранойе”. Кризис, “принесший” Великую войну, “стал плодом общей политической культуры”. Он был “многополярным и по-настоящему интерактивным, что сделало его самым сложным событием современности”. Ради точности добавим, что позиция Кларка, касающаяся довоенных интерпретаций “сползания” сверхдержав в Великую войну в 1914 году, встретила критические мнения и в самой Германии.

В случае с истоками Второй мировой войны историки подобных дискуссий не ведут. Здесь позиция исследователей ясна. Вина за развязывание этой войны лежит на нацистско-германском рейхе, а предметом полемики является максимум роль сталинского Советского Союза в донесении этого конфликта до Европы и мира.

Веймарское бряцание оружием

Разоруженая в рамках Версальского договора 1919 года, Германия вступила на путь ревизионистской политики. “Исправление ошибок Версаля” стало распространенным лозунгом в этой стране. Однако память о поражении 1918 года оказалась для Германии серьезным травмирующим событием, и поэтому, когда в середине 1930-х годов Гитлер отказался от военных положений договора, нация восприняла это положительно. Причем в сознании немцев война с ненавистной Польшей, “сезонным государством”, некогда “восточной территорией Германии” была приемлема для немцев. Но вот риск войны на два фронта - после опыта 1914-1918 годов - выглядел кошмарным вариантом.

Политика сближения с Парижем и Лондоном, которую с 1925 года проводил Густав Штреземан, глава немецкой дипломатии, под знаком Локарнской конференции и в духе идеи Лиги Наций (за что был удостоен Нобелевской премии мира) сопровождалась “экономической войной”. В Берлине не исключали военных действий против Польши.

В секретной ноте от 11 ноября 1925 года руководитель ведомства МИД Германии Герберт фон Дирксен (впоследствии - посол в Москве, Токио и Лондоне) подчеркивал, что вопрос о “коридоре” в Гданьск может превратиться в насилие, если возникнут благоприятные обстоятельства. Туда могли войти вооруженные силы Веймарской республики под лозунгом защиты немецкого меньшинства. Несколько недель спустя тот же дипломат в разговоре с британским послом лордом д'Аберноном заявил, что Германия хотела бы вернуть себе Гданьск, “коридор” до линии Пила-Торунь, часть Великой Польши (оставив Познань Польше) и Верхнюю Силезию. В течение 10-15-летнего переходного периода эти территории могли быть автономными под контролем Лиги Наций, а позже их можно было бы включить в состав Рейха.

Эти соображения были чисто теоретическими, пока Польша имела решающее военное преимущество над Германией. Но кое-где на Западе эти предположения попадали на благодатную почву.

    Подписывайтесь на наш фейсбук  
  Тем временем Веймарская республика после начала великого экономического кризиса в 1929 году вступала в период упадка, который совпал со смертью Штреземана в том же году. Его преемники уже публично угрожали Польше войной. Той же линии придерживался и министр иностранных дел Юлиус Курций на форуме Лиги Наций. А именно 21 января 1931 года он ясно дал понять, что однажды Рейх, восстановив свои вооруженные силы, пересмотрит польско-немецкую границу.

Немецкое бряцание оружием, однако, не грозило началом новой мировой войны. Никто в реалиях того времени не ожидал такой возможности.

За “жизненным пространством” в Россию

Ситуация должна была измениться, причем в корне, с приходом Гитлера к власти в январе 1933 года. Лидер самой сильной партии среди всех представленных в рейхстаге открыто писал в своем программном труде “Майн кампф”, что будущая национал-социалистическая Германия должна построить свою империю в Восточной Европе, на руинах Советского Союза. Это должно произойти в результате войны.

Программа будущего расширения национал-социалистического движения юный Гитлер создавал еще в начале 1920-х годов. Еще до Мюнхенского путча (ноябрь 1923 г.) он утверждал, что в будущей войне Германия должна объединиться с Италией и Великобританией. Он видел во Франции и большевистской России угрозу Рейху. Последнее должно было стать целью немецкой этнокультурной идеи переселенческого колониализма. Идеи, более известной как “Либенсраум” - или “жизненное пространство на Востоке”. В частной беседе на рубеже 1922 и 1923 годов он утверждал: “Россия дала бы достаточно земли немецким поселенцам и была бы широким полем деятельности для немецкой промышленности”.

Свое пребывание в тюрьме города Ландсберг Гитлер использовал для того, чтобы привести в порядок свои взгляды. В результате чего в середине 1925 года свет увидел первый том “Майн кампф”. Следующий том был опубликован в конце 1926 года. Лидер НСДАП изложил свое видение обретения “жизненного пространства” для немецкой нации. Нацистский рейх, писал автор, должен был напасть на СССР и, используя согласие Великобритании и Италии, создать на руинах Советского Союза Германскую сухопутную империю. Гитлер подчеркивал, что его программа не имеет ничего общего с традиционным немецким антиверсальским ревизионизмом: “Требование восстановить границы 1914 года является политической чепухой такого размера и последствий, что может показаться преступлением”. По мнению Гитлера, это был бы настолько скромный постулат, что отправка немецких солдат на поле боя ради достижения цели стала бы преступлением. Как он писал: “Германия либо станет мировой державой, либо ее не будет вообще”.

В своих речах он повторял, что будущее Германии будет решено войной. Напомним, что в целом национал-социализм придерживался позиции: “каждая нация имеет право взять землю, в которой она нуждается и которую способна развивать”. (речь от 19 июня 1930 г.).

В 1928 году Гитлер завершил другую свою книгу, на этот раз небольшую. Книга, однако, по разным причинам тогда не была опубликована, а ее текст появился лишь в научном издании лишь в 1961 году (польское издание вышло в 2017 году). в вышеупомянутом труде лидер НСДАП развивал свою концепцию внешней политики будущего нацистского рейха. Он утверждал, например, что когда Германия с принятием Великобритании станет мировой державой, то в будущем ей предстоит финальная дуэль за окончательную гегемонию в мире с Соединенными Штатами. И Великобритания будет на стороне Рейха в этом финальном сражении.

В последние годы перед приходом к власти в Рейхе Гитлер заметно смягчил тон своих публичных выступлений, когда дело касалось внешней политики. Например, в своем выступлении на американской радиостанции CBS 11 декабря 1931 года он заявил, что его партия “хочет мира в Германии и в Европе” (ровно через 10 лет нацистская Германия объявит войну Соединенным Штатам).

На следующий день в печатном органе НСДАП “Фёлькишер Беобахтер” (нем. Völkischer Beobachter) Гитлер написал, что нацисты хотят не войны, а лишь равных прав для немецкой нации. Интересно, что замечания, что “борьба за достаточное жизненное пространство является необходимостью”, задачей остается “завоевание новых земель и заселение их (например, на востоке), а “расширение жизненного пространства является естественным правом каждого народа” (цитаты из выступления от 11 ноября 1931 г.) медленно утихали.

Таким образом, когда 30 января 1933 года президент рейха назначил Гитлера канцлером коалиционного правительства, в большинстве комментариев зарубежных СМИ отсутствовала тревожность. Появлялись мнения, что канцлер Гитлер стал другим политиком, по сравнению с собой нынешним, молодым радикалом образца 1920-х годов; что он стал более ответственным и так далее.

Когда Британия не оправдывает ожиданий

Новый канцлер Германии в течение последующих недель, месяцев и лет склонял слово “мир” во всех падежах. На международной арене он говорил главным образом о равных правах Германии (главным образом в области вооружений) и предостерегал мир от коммунистической угрозы. При этом в секретных выступлениях он с самого начала не скрывал своих далеко идущих планов.

На встрече с высокопоставленными офицерами вооруженных и военно-морских сил 3 февраля 1933 года он сообщил, что его цель: “завоевать новое жизненное пространство на востоке и безжалостно германизировать его”. Каким образом предполагалось достичь цели? Путем значительного увеличения и расширения вооруженных сил, а также с помощью приобретения будущих союзников.

Гитлеру потребовалось более трех лет, чтобы понять, что Великобритания готова пойти на далеко идущие уступки Германии. Но не предоставит Рейху свободы действий на континенте и что политика сдерживания имеет свои пределы. Уже в начале 1934 года канцлер заявил своим генералам, что если попытки “завербовать” Великобританию потерпят неудачу, то в первую очередь будет необходима война с обеими западноевропейскими державами - Францией и Великобританией. То есть “короткие решительные удары в западных направлении, а затем на восточном”.

Это были теоретические соображения. Но в марте следующего года Гитлер уже объявил, что Германия выходит из военных положений Версальского договора. Рейх официально начал подготовку к форсированному вооружению.

Год спустя, в марте 1936 года, вермахт перешёл Рейн, Рейнская область была ремилитаризована. Это было не только нарушением Версальского договора, навязанного Германии в 1919 году, но и Рейнского гарантийного пакта о неприкосновенности германо-французских и германо-бельгийских границ, добровольно подписанного Рейхом в 1925 году, то есть важнейшего соглашения, достигнутого на конференции в Локарно.

Реакция за рубежом была резкой, но только в вербальной сфере. Кроме того, одновременно Гитлер предложил переговоры о новом соглашении. Спустя много месяцев переговоры явно зашли в тупик.

Тем временем зарождалась новая система союзов Рейха. Гитлер отказался от идеи завоевать Лондон, но заключил сделку с Токио и Римом (Антикоминтерновский пакт 1936-1937 годов, договор, направленный против Коммунистического интернационализма). Интересно, что после заключения пакта о ненападении с Польшей в январе 1934 года он пытался привлечь эту восточноевропейскую страну к такой системе. Потому что, не подчинив Речь Посполитую Германии (желательно политически, но при необходимости - и в военном отношении), Гитлер не смог бы вести дальнейшую войну для достижения своих целей.

В конце лета 1936 года Гитлер в меморандуме о четырехлетнем плане написал, что должно наступить “расширение жизненного пространства, то есть сырьевой базы и основы питания для нашей нации. Задача политического руководства - решить этот вопрос в будущем”. А  затем 1) немецкая армия должна быть готова к активным действиям в течение четырех лет. 2). Немецкая экономика должна быть в таком состоянии, чтобы  выдержать 4-летнее бремя войны.

На заседании правительства рейха 4 сентября 1936 года Герман Геринг подчеркнул, что “сделка с Россией” неизбежна. “Коммунизм (…) надо раздавить, как паука на стене! Больше ничего не остается, ничего. Это наша европейская миссия”, - писал Йозеф Геббельс в своем дневнике в июне 1936 года. В ноябре того же года после беседы с глазу на глаз с Гитлером он резюмировал доводы фюрера: “Мы наращиваем вооружение. Тратим на это баснословные суммы. В 1941 году мы будем полностью готовы. Столкновение с большевизмом приближается. (…) Первенство в Европе обеспечено. Просто не упускаем шанс. Поэтому вооружаемся. Фюрер полон решимости сделать все, что угодно”.

На секретном заседании 5 ноября 1937 года (названной “Протоколом Хоссбаха” по имени полковника, писавшего заметки на заседании) он уже включил Францию ​​и Великобританию в число противников, ненавидевших Рейх” (нем. Hassgegner - “ненавистный противник” - очень труднопереводимое слово). “Для которых сильный немецкий колосс в сердце Европы ощущается как соль на ране”.

Между тем проблема “либенсраум” или “жизненного пространства” для немецкого народа должна быть решена только путем войны и не позднее 1943–1945 годов. Первым этапом должна была стать аннексия Австрии и уничтожение Чехословакии в ходе блицкрига. Гитлер утверждал, что вмешательство Франции и Великобритании маловероятно, но в случае германо-французской войны Польша останется нейтральной, если не будет неудач немецкой армии.

Даже ценой войны

Аншлюс, или присоединение Австрии к Рейху, прошел гладко и с энтузиазмом явного большинства заинтересованных сторон. Чехословацкий кризис, однако, затянулся на несколько месяцев. Хотя на Западе крепло убеждение, что регион чешского приграничья, населенный преимущественно немцами (не совсем точно обозначенный как Судетская область), должен - как минимум - получить автономию.

Гитлер, однако, уже в 1938 году хотел уничтожить Чехословакию, даже рискуя предстоящей войной. Это вызвало страх у значительной части немецких видных деятелей. Страх охватил и немецкое общество. Начальник Генерального штаба генерал Людвиг Бек предупредил, что в случае войны с западными державами Рейх будет обречен на поражение. В знак протеста генерал Бек подал в отставку.

Серьезное сопротивление существовало и в министерстве иностранных дел, где госсекретарь Эрнст фон Вайцзеккер изо всех сил старался повлиять на своего босса Иоахима фон Риббентропа, убеждая его придерживаться духа умеренности и объясняя, что война будет означать finis Germanyiae.

Похоже, что в последние дни сентября 1938-го ощущение неизбежной войны висело в воздухе. Поэтому Гитлер, обострив свои требования к Праге, предпочел военное решение вопроса. Однако он был неприятно удивлен отношением жителей Бад-Годесберга на Рейне (ныне район Бонна), которые аплодировали прибывшему туда на переговоры премьер-министру Невиллу Чемберлену, приветствуя его как посланника мира. А через несколько дней - разочарован реакцией берлинцев, ледяно принявших приказ фюрера отправить в чехословацкую столицу моторизованную дивизию вермахта.

В конце концов он уступил, согласившись на Мюнхенскую конференцию четырех держав (29 сентября 1938 г.). Это означало драму для чехов и удар не только по престижу, но и по геостратегической позиции западных держав. Победа Германии была неоспоримой, но Гитлер воспринял Мюнхенские договоренности как поражение, как срыв его планов. Политика сдерживания его не удовлетворила.

Фюрер понимал, что Запад хочет связать ему руки и остановить дальнейшее расширение Рейха за счет чехов. Его раздражала радость мюнхенцев, берлинцев и их поддержка Чемберлена. Того, что за несколько месяцев он сделал Германию сильнейшим государством континента, прибегнув лишь к угрозе войны, и что его престиж среди немцев невероятно возрос, Гитлеру было недостаточно.

  Лишь через полгода, в середине марта 1939 года, канцлер полностью ликвидировал Чехословацкое государство. Это был период реализации очередного этапа расширения Рейха. Он явно настаивал на войне. Но сначала - еще до своей мечты об экспедиции против СССР, описанной в "Майн кампф" - Гитлер хотел “усмирить” тыл, атакуя первым на западе. Поэтому ему пришлось объяснить, какую роль в его планах сыграет Польша.

Гитлер предполагал, что Варшава смирится с ролью вассала Рейха и защитит его от возможного нападения СССР. А Вермахт в это время будет иметь дело с Францией и британским экспедиционным корпусом на западе.

Однако для поляков союз с Францией все же оставался основой их стратегии безопасности. В Варшаве было известно, что речь шла не о включении Гданьска в состав Рейха и об установлении экстерриториальной связи через Гданьскую Померанию. Руководство Республики Польша решило, что привязка к Рейху означала бы прыжок в неизвестность. А в будущем - необходимость отдать страну на милость Гитлера. Тем более, что в середине марта 1939 года, через шесть месяцев после Мюнхенской конференции, уже было известно, что подпись Гитлера и его заверения не стоят даже клочка бумаги, на которой они были поставлены. Кроме того, нация, которая всего двадцать лет назад завоевала и отстояла свою независимость, никогда бы не позволила своим лидерам низвести страну до ранга вассала Германии, воспринимаемой в Польше как вечный враг.

Польша без колебаний приняла британское гарантийное предложение, о котором объявил премьер-министр Чемберлен 31 марта 1939 года. Здесь нет места полемике с мифом о том, что гарантии Лондона спровоцировали Гитлера напасть на Польшу. Гитлер напал на Польшу не из-за британских гарантий, а потому, что Варшава не хотела подчиняться Берлину. В реалиях 1939 года Польша заблокировала дальнейшую экспансию Германии – как на западе, так и на востоке. Поэтому такое “препятствие” подлежало устранению. В рассекреченной уже несколько десятилетий британской документации, включая протоколы заседаний правительства Его Величества, нет и следа какого-либо желания побудить Рейх напасть на Польшу. Да, это был блеф, но рассчитанный на то, чтобы остановить ускоряющийся немецкий локомотив.

Когда весной 1939 года произошло открытое противостояние Берлина и Варшавы, немецкое общество восприняло это с большим удовлетворением. Политика добрососедства с Польшей, инициированная Гитлером, была крайне непопулярна в Рейхе и могла быть реализована только в условиях диктатуры. Немецкое общественное мнение не возражало против того, чтобы фюрер наконец преподал урок нелюбимым, презираемым, а иногда даже ненавистным “полячкам” (Polacken). С другой стороны, как и несколько месяцев назад, в дни, предшествовавшие Мюнхенской конференции, немцы опасались войны на два фронта, войны, которую Рейх не смог бы выиграть.

Сначала польская кампания

Следующие месяцы были отмечены войной нервов и своего рода контрдансом держав, ведущих секретные переговоры друг с другом: Германии с Великобританией и Советским Союзом, Великобритании с французами, Советского Союза и Рейха, Советского Союза... с Западом и Рейхом.

Поворотным моментом в ситуации и потрясением (хотя и наименьшим в Варшаве) стало известие о том, что Риббентроп уезжает в Москву для подписания там пакта о ненападении. Гитлер вроде бы восторжествовал. Через несколько дней он даже назвал пакт со Сталиным “пактом с сатаной об изгнании дьявола”. Но ему не удавалось развеять сомнения военных и коллаборационистов относительно того, возможно ли рисковать мировой войной и сражаться на два фронта? 24 августа один из адъютантов Гитлера - майор Герхард Энгель - был крайне обеспокоен: “Не из-за Польши, а в страхе перед тем, во что это может вылиться”.

Даже министр иностранных дел нацистской Германии Риббентроп не был настолько уверен в себе. Он не хотел открыто выступать против Гитлера.  Но из множества присланных ему докладов он выбирал только те, в которых упоминалась высокая вероятность того, что Франция и Великобритания объявят войну Германии. Определить это оказалось нетрудно, ведь эти сообщения он помечал заглавной буквой Ф (Фюрер), написанной зеленым мелком.

Когда Герман Геринг 29 августа указал Гитлеру, что тот идет ва-банк, диктатор ответил: “Я всю жизнь ставил все на одну карту. На данный момент он хотел, прежде всего, расправиться с Польшей вооруженным путем. Он хотел, чтобы у него была своя “Первая Силезская война” (как записал его адъютант), как у Фридриха Великого двумя столетиями ранее. После кампании в Польше настало бы время для других кампаний, в том числе экспедиции против Советского Союза, описанной в “Майн кампф”, которую по необходимости приходилось откладывать.

Уже 18 октября 1939 года он сообщил военным, что завоеванные польские земли в будущем составят “регион сосредоточения немецких войск”. А 23 ноября на генеральском собрании он заявил: “Мы сможем действовать против России только в том случае, если будем свободны на западе”.

Осенью 1939 года, когда дружба между Берлином и Москвой начала расцветать, простые немцы понятия не имели об этом.

– Станислав Жерко

 TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

– Перевод: Светлана Черепанова

Заголовок и подзаголовки написаны  редакцией

Профессор Станислав Жерко — историк, сотрудник Западного Института в Познани и Военно-морской академии в Гдыне. Автор трех монографий о возникновении Второй мировой войны и издатель четырех томов польских дипломатических документов 1934-1939 годов. Недавно вышло в свет второе издание его книги “Внешняя политика Германии 1933-1939 годов”