Мастер короткой формы. Проницательный, чуткий эрудит. Застенчивый в публичных выступлениях, что, может быть, и удивительно, ведь на страницах журналов и газет он не жалел своих резких оценок. "Величайший талант польской литературной и кинокритики". - писал о нем Вацлав Голевиньский.

Однако мечтой Кшиштофа Ментрака, как его называли, было написание великого романа - мечтой, которую прервала его внезапная, преждевременная смерть, 30-я годовщина которой приходится на пятницу, 4 августа.

- Ментрак обладал невероятным писательским талантом, который проявился у него с ранних лет, - говорит Барбара Гиза, доктор философии, киновед из Университета Марии Кюри-Склодовской в Люблине и Народная кинотека - Институт аудиовизуальных фильмов в Варшаве (FINA), соавтор монографии "Кшиштоф Ментрак", из которой мы узнаем, в частности, что этот вундеркинд литературной и кинокритики научился читать и писать уже в четыре года.

Но его большой страстью был футбол. В подростковом возрасте он был перспективным футболистом. Он играл в юниорской команде "Полония" и выступал за сборную Варшавы. А когда он бросил активную игру ради учебы, то продолжил свою страсть к футболу в качестве болельщика и обозревателя газеты "Piłka Nożna" ("Футбол"), где он вел регулярную колонку "Grzejąc ławę" ("Игра на скамейке запасных").

- Сначала я познакомился с футбольными колонками Кшиштофа. Я регулярно читал еженедельный журнал "Piłka Nożna". Я, как и Ментрак, был помешан на футболе", - говорит Вацлав Холевиньский, прозаик, литературный критик, издатель, активист демократической оппозиции в Польской Народной Республике, а в частном порядке - друг Кшиштофа Ментрака.

Подписывайтесь на наш фейсбук Другой его друг, режиссер Януш Заорский, писал в упомянутой выше монографии, что "своеобразным парадоксом является то, что этот чувствительный, глубоко образованный, хрупкий человек был в то же время сильным, атлетически сложенным мужчиной".

Чудо-ребенок польской критики

Он вырос в Муранове, поэтому стадион Полонии (футбольный клуб, Варшава), за которую он болел, находился практически у него под носом. Он был выходцем из интеллигентной семьи. Его отец, Чеслав Ментрак, был профессором Варшавского университета SGGW.

- Кшиштоф писал в своих дневниках, что семейный очаг сформировал его этику, которая заключается в том, что о человеке судят именно по его интеллекту, а уж никак не по его материальному положению, - говорит д-р Гиза. Он считал эту этику императивом, которым руководствовался на протяжении всего своего творческого пути".

Первые успехи пришли к Ментраку уже в раннем возрасте. В школьные годы он побеждал в конкурсах по польской литературе, а также получил премию за выпускное сочинение. В 1962 г., сдав экзамен на аттестат зрелости, он дебютировал в журнале "Życie Literackie" (победил в конкурсе, организованном совместно еженедельником и Министерством образования), а также писал для журнала "Twórczość".

- Ему было всего 17 лет. Это было неслыханно. Я не могу вспомнить другого такого случая. Он был чудо-ребенком польской критики", - оценивает Кшиштоф Маслонь, публицист и литературный критик.

В 18 лет он начал сотрудничать с журналом "Współczesność", а вскоре и с "Kultura" (Варшавcким) - со временем он стал заведующим литературно-критическим отделом этого журнала. В последующие годы он публиковался во многих других изданиях, в том числе в "Literatura", “Tygodnik Kulturalny”, “Film”, “Kino”, “Kulisy” или упомянотым ранее “Piłka Nożna”.

- Он писал в очень многих изданиях: о литературе, кино, футболе. По правде говоря, он ассоциировался у меня со всем и ни с чем", - улыбается Кшиштоф Маслонь, рассказывая о том, как он познакомился с творчеством Ментрака. Со временем - уже в 1980-х годах - он познакомится с ним поближе ("для меня, тогда еще журналиста с небольшим послужным списком, это было большим облагораживанием").

Пожиратель книг

В то же время Ментрак окончил Варшавский университет по специальности "Исследования Польши". Во время учебы он был президентом Варшавского кружка польских исследований. Кроме того, в возрасте 22 лет он стал вторым самым молодым членом Союза польских писателей.

Его талант был признан и оценен в университете, о чем свидетельствует тот факт, что он написал, вероятно, одну из самых коротких магистерских диссертаций за всю историю кафедры. Она состояла всего из... 12 страниц и была написана под руководством профессора Стефана Жулькевского.

- Это была формальность. Не было необходимости подтверждать его компетентность, так как он очень сильно отличился во время учебы", - говорит Барбара Гиза, доктор философии, которая полагает, что Ментрак "написал так много текстов, уровень которых соответствовал критериям магистерской диссертации, что профессора решили, что ему нет необходимости доказывать свои творческие способности написанием обширной диссертации".

Его отличали разносторонность и эрудиция. Легкость, с которой он брался за темы из разных областей. Но все это подкреплялось упорным трудом. - Он был невероятно начитан. Говорили, что он был начитан больше, чем преподаватели польского языка", - говорит Томаш Збигнев Заперт, публицист и литературный критик, автор TVP Еженедельник, который поддерживал тесную связь с Ментраком в последние годы его жизни.

- Кшиштоф был пожирателем книг. Он читал невероятно много. Это касалось и фильмов, которые он смотрел с маниакальным увлечением. Поэтому и сказать о них он мог больше, чем другие. К этому добавлялась его необычайная эрудиция", - говорит Вацлав Холевиньский.

Чрезвычайно легкое перо

Эрудиция Ментрака больше проявлялась в его письмах, чем в выступлениях (особенно на публике). - Кшиштоф был застенчив. Когда он вел совещание или выступал по телевидению, всегда можно было заметить его сильную нервозность и неуверенность. С другой стороны, когда он излагал свои мысли на бумаге, они, как правило, были откровенными. По сравнению с серостью коммунистической Польши, в том числе и в плане лексики, Ментрак был феноменом. Он умел "переиначивать слова", сравнивать очень далекие друг от друга литературные или кинопроизведения и делать выводы", - вспоминает Холевиньский.

Аналогичным образом характеризует его личность Томаш Збигнев Заперт. Он вспоминает, что Кшиштоф часто посещал различные литературные или кинематографические мероприятия. Однако в такой обстановке он не был рассказчиком. - Обычно он размышлял, а потом говорил что-то очень дельное. Его реплики были очень проницательными, умными, - вспоминает Заперт.

Тексты Ментрака были блестящими. Автор не стеснялся юмора, прямоты и, порой, язвительности. Кшиштоф Маслонь вспоминает, что ему было исключительно легко писать, что иногда вызывало зависть других авторов. В то же время он задается вопросом, "не лучше ли было бы ему сконцентрироваться на одной области". Однако он отмечает, что это всего лишь предположение.

Если говорить о прямоте, язвительности и порой несправедливости суждений, то в двух томах "Дневника", который писался в ящик стола и был опубликован посмертно, этого предостаточно. В них встречаются фразы типа: "Слоевский [Ян Збигнев Слоевский, псевдоним "Гамильтон" - ред.] - платоник и онанист" или - здесь вскользь, но с юмором - "О Яцеке Гмохе: Оскар за «Челюсти»".

Томаш Збигнев Заперт, напротив, вспоминает, что Ментраку не нравилась проза Анджея Жулавского, "окруженного ореолом режиссера, сделавшего карьеру на Западе", который "начал заниматься литературой и писать многословные романы". - Кшиштоф отрицательно относился к своей работе. Он говорил, что форма преобладает над содержанием; форма шокирует. Он показал себя пророком, так как считал, что если художнику нечего сказать, то он пытается шокировать, раздеть, оплевать и т.д. Он утверждал, что искусство, как кинематографическое, так и литературное, движется в этом направлении", - говорит публицист.

Алкогольный шик

Однако достижения этого чрезвычайно талантливого художника имели и другую сторону медали. - Был и негативный аспект его огромного успеха в столь юном возрасте. Будучи золотым ребенком литературной и кинокритики, он испытывал и огромное давление. Ему казалось, что он должен писать все более и более блестяще, что он должен написать великое, монументальное произведение, которое станет подтверждением его таланта", - говорит д-р Барбара Гиза.

В то же время он отмечает, что, хотя Ментрак реализовался в малых журналистских формах, он мечтал о большом романе, который ему так и не удалось написать. Он добавляет: "Давление на него означало, что он не всегда хорошо справлялся со своей сверхчувствительностью и осознанием того, что все ждут от него чего-то нового и лучшего в плане творческих достижений".

Борьба с прессингом стала принимать форму алкогольного глушения. В своем "Dziennik" Ментрак отмечает: "Ирена Шиманьская как-то сказала мне: ты слишком буйный после водки, слишком спокойный в трезвом состоянии. Надо изменить пропорции".

Что касается слабости к алкоголю, то Ментрак не был единичным случаем в интеллектуальной или (шире) интеллектуально-художественной среде. - В то время для представителей этой среды одной из форм самоутверждения и одним из важнейших критериев оценки друг друга было представленное художественное качество. По сути, они жестко относились друг к другу и предъявляли к себе очень высокие требования - как индивидуальные, так и экологические, - говорит профессор Гиза.

Она добавляет, что если человек - зрелая, сформировавшаяся личность, он может смотреть на эти проблемы со стороны, но если он попал в эту среду в очень молодом возрасте, как Ментрак, и стоял в одном ряду с Анджеевским или Слонимским, то давление, которое он испытывал, не всегда было творческим. - Иногда это было просто бремя", - подчеркивает.

Барбара Гиза отмечает, что это одна из причин, по которой алкоголь занимал столь заметное место в творческой среде в коммунистический период. С другой стороны, это была форма совместного времяпрепровождения, способ функционирования в сообществе, действовал определенный алкогольный шик.

Звезда празднеств

Ментрак был общительным по натуре. - Ему нравились люди, встречи с ними. Он был, несомненно, общительным человеком, в стиле, который уже не является современным. Он любил долгие беседы в дыму сигарет и с алкоголем. Эти беседы были необычайно высокого уровня - по крайней мере, пока он был трезв; они основывались на большом объеме знаний и изобиловали необычными ассоциациями. Если бы они были записаны, то могли бы послужить материалом для критического текста или действительно интересной книги", - говорит Вацлав Голевиньский.

Если на публичных выступлениях Ментрак был крайне застенчив, то в доверительном кругу, где он чувствовал себя в безопасности, он раскрывался и чаще всего становился звездой. Именно на одном из таких банкетов в 1989 году Холевинский познакомился с Кшиштофом. - Меня пригласили на банкет в частную квартиру. Я должен был стать звездой оппозиции (Холевиньский в то время руководил издательством "Przedświt", одним из крупнейших во втором эшелоне - прим. автора), а Кшишек - звездой литературы. Но встреча неожиданно пошла по другому пути: мы проговорили пару часов, не обращая внимания на остальных, видимо, разочаровав их. Мы договорились встретиться у меня через несколько дней", - рассказывает прозаик, который в то время жил на Уяздовском проспекте, т.е. недалеко от редакции "Literatury", с которой был связан Ментрак.

Это положило начало регулярным встречам группы друзей, в которую входили также Ежи Гуржаньский и Кшиштоф Карасек, где они обсуждали литературу и футбол. Они также участвовали в так называемом футбольном салоне у Заорека, т.е. совместном просмотре матчей у Януша Заорского.

Вацлав Голевиньский рассказал Кшиштофу Ментраку, что ищет редактора для американского сериала, который готовит в "Przedświt". - Однажды он привел ко мне Леха Будрецкого и, весь напрягшись, сказал: "Вы не встретите в Польше никого, кто бы лучше знал американскую литературу". Это было совершенно очаровательно", - говорит Холевиньский. - Он был счастлив, что смог порекомендовать мне такого необычного человека, как Лешек", - добавляет он.

Будрецкий присоединился к группе интеллектуалов, собравшихся на Уяздовском проспекте. - Сидели: Карасек, Ментрак, Гуржанский, Будрецкий, я. Вдруг кто-то называл имя, например, Германа Гессе, и начиналась многочасовая дискуссия. Но не об "Игре в стеклянные бусы" или "Степном волке", великих, но тоже всем известных романах, а о маленьком романе "Демьян". - вспоминает Вацлав Холевинский с ноткой ностальгии в голосе.

Балбинские фельетоны

Несмотря на разгульный образ жизни, Кшиштоф Ментрак был дисциплинированным. Он никогда не подводил на работе и всегда вовремя сдавал свои тексты.

Кшиштоф Маслонь вспоминает начало 1990-х годов, когда он работал в газете "Rzeczpospolita", располагавшейся тогда на Старынкевичской площади, рядом с редакциями "Wieczorny Express", "Przegląd Sportowy" и радио "Solidarność". - Кшиштоф ходил по соседним редакциям. Рядом были пабы - в одном из них по утрам или в полдень всегда можно было найти его, работающего над своими статьями и материалами", - рассказывает Маслонь.

Однажды их взгляды красноречиво встретились, как бы выражая тоску по выстроившимся за прилавком бутылкам. - "Я бы с удовольствием, с удовольствием, но мне надо закончить", - ответил Ментрак.

Томаш Збигнев Заперт познакомился с Кшиштофом при схожих обстоятельствах. В конце 1980-х - начале 1990-х гг. он работал стажером в газете "Wieczorny Express", где издавался Ментрак. - Он приносил в редакцию фельетоны, написанные от руки. Затем их переписывала машинистка. Иногда приходилось ждать, потому что была очередь, и он спускался вниз, в кафе "Balbinka". Я был посыльным, носил его тексты машинистке", - вспоминает Заперт, который несколько лет назад в интервью Кшиштофу Маслону на Польском радио признался, что Ментрак был его наставником.

О трудолюбии Кшиштофа Митрака говорит Вацлав Голевиньский: "Он был, несомненно, трудолюбивым человеком, который всегда знал, как написать фельетон вовремя. Он мог пить до часу ночи, вставать в 4 часа утра и писать. Не было случая, чтобы он не сдал текст".

Смысл жизни

В Интернете можно найти информацию о Миртраке, что он был связан с антикоммунистической оппозицией. Однако это отрицают его друзья.

- Это полная чушь. Кшиштоф, очевидно, знал многих оппозиционеров, но никогда открыто не решался выступить в их защиту. Он прямо говорил, что ему не хватает смелости, что он не умеет делать ничего другого, кроме как писать. Он боялся, что они отнимут у него возможность зарабатывать на жизнь таким образом", - подчеркивает Вацлав Голевиньский.

Кшиштоф Маслонь добавляет, что Ментрак "был близок к оппозиции сердцем", но не показывал этого своим поведением. - 1970-е годы, когда зарождалась демократическая оппозиция, было временем, когда нужно было делать выбор, иногда непростой: на чью сторону встать, подписывать ли что-то, протестовать ли. Ментрак так и не сделал этого, в чем сам себя упрекал, поскольку у него было очень критическое отношение к системе и к власти. Он считал свою интеллектуальную этику слабостью, но не хотел подвергать себя риску творческого изгнания, например, запрета на печать", - анализирует профессор Гиза.

- Он очень серьезно относился к своей работе, - продолжает профессор. - Он был художником, для которого писательство и участие в интеллектуальных дискуссиях в целом было не только профессиональной работой, но и личным образом жизни. Это было для него смыслом жизни, - подчеркивает он.

Война с “Псами" Пасиковского

Он был явно разочарован политическими преобразованиями. - Я помню вечеринку в тот вечер, когда было отправлено в отставку правительство Яна Ольшевского. Кшиштоф сказал, что нельзя построить нормальное государство на разваливающемся фундаменте. У него был довольно радикальный и трезвый взгляд на этот вопрос", - говорит Томаш Збигнев Цаперт.

Ментрак был дистанцирован от системных изменений конца 1980-х - начала 1990-х годов, в том числе от переговоров за Круглым столом. - В дневниках Ментрака того периода можно прочесть недоверие и ироническое отношение к этой реальности. Он писал, что коммунистам потребовалось 44 года, чтобы решить, что они будут делиться властью, - говорит профессор Гиза.

Ментрак также критически относился к образу трансформации, представленному Владиславом Пасиковским в "Псах". - Он вел личную войну с этим фильмом", - подчеркивает эксперт. Она также отмечает, что политическая трансформация породила в Кшиштофе Ментраке дистанцию по отношению к собственному окружению, которое, по его мнению, не выдержало испытания защитой ценностей.

Он заметил, что его коллеги, которые еще недавно участвовали в интеллектуальных дискуссиях, обсуждали литературу, вдруг превратились в людей, для которых важным стало зарабатывание денег. - Одним словом, они вошли в капиталистическую систему с ощущением необходимости смены приоритетов", - говорит профессор Гиза. Для Кшиштофа это было острым переживанием. Он не жалел своих недавних коллег, которых считал близкими по духу, горьких мнений и резких упреков в том, что они слишком легко, по его мнению, отвергли этос интеллигенции.

Обвинения из космоса

Вызывает недоумение тот факт, что, несмотря на огромную творческую активность автора, при его жизни были изданы только три его книги: "Autografy na ekranie” ("Автографы на экране", 1974), "Legendy nie umierają” ("Легенды не умирают", 1979), "Po seansie” ("После сеанса", 1988).

Он не стремился публиковать свои работы в виде книг. Для него была характерна самокритика. Он держался на расстоянии от своего творчества, что не позволяло ему сделать его публичным", - пишет Адам Выжиньский в упомянутой выше монографии. Киновед добавил, что в основном это касалось стихов, которые были разбросаны в прессе 1970-х годов.

Ментрак был также поэтом. Наиболее известным его произведением стало ироническое стихотворение о Януше Вильгельми, написанное после трагической гибели бывшего руководителя редакции "Kultura" в авиакатастрофе. После публикации Ментрак был исключен из редколлегии еженедельника. - Вильхеми был дьявольской фигурой. Немного мифологизированная, на мой взгляд, но ему действительно приписывались различные грехи. Он был человеком адского ума, но просто служил красным", - вспоминает Кшиштоф Маслонь.

Последующие книги Ментрака были опубликованы уже после его смерти. - Кшиштоф был тем человеком, который совершенно не заботился о том, чтобы его чрезвычайно ценные тексты вышли в виде книг. Уже через минуту после похорон мне стало ясно, что я должен взять на себя задачу редактирования самых важных книг Кшиштофа", - говорит Вацлав Голевиньский.

Так, "Przedświt" опубликовал „Krytyka, twórczość – przeklęta” ("Критика, творчество - проклятие", 1995), тексты для которого отобрал Лех Будрецкий, а также сборник футбольных колонок "Grzejąc ławę” ("Игра на скамейке запасных", 1997), на этот раз отобранный Яцеком Гнедзюком. Кроме того, вдова Кшиштофа, Анна Осмольская-Ментрак, предложила Вацлаву Голевинскому собрать дневники ее мужа. - Они были в полном беспорядке. Часто это были оборванные предложения или отдельные слова. Не нарушая целостности текста, я подготовил три тома, которые были переданы в реадкцию "Iskry". Третий том не появился. Видимо, семья была обеспокоена абсурдными обвинениями, которые последовали за публикацией двух томов", - говорит романист и издатель.

Люди стали "придумывать невероятные вещи", например, что Ментрак был антисемитом. - Это был полный космос. Кшиштоф дружил со многими людьми еврейского происхождения. Ему было совершенно безразлично, у кого какое происхождение. Я очень сожалею, что третий том не был опубликован, в нем так много ценного", - с горечью добавляет Голевиньский.

По мнению Барбары Гизы, следовало бы составить антологию текстов Кшиштофа Ментрака о литературе и кино. Она подчеркивает, что его взгляд на кино был особенным. - Прежде всего, он воспринимал кино как некую эманацию общественных настроений. Он считал, что поход в кино - это как выход на улицу, что, смотря фильм, ты чувствуешь, чем живут люди, что для них важно. Для него художественная или эстетическая оценка была менее важна, чем то, что фильм говорит о сегодняшнем дне, о людях", - подчеркивает эксперт, добавляя, что Ментрак оставил после себя огромную коллекцию текстов, разнообразие и, главное, очень высокое качество которых свидетельствуют о его необыкновенном таланте и незаурядном интеллекте.

Показ в Капитолии

У Кшиштофа Ментрака было много творческих планов. В частности, он собирался написать книгу о своем любимом актере Хампри Богарте, которым он был очарован. Он до конца оставался профессионально активным человеком. - Мы часто встречались на киносеансах. Я разговаривал с Кшиштофом за день до его смерти, и мы договорились пойти на следующий день на киносеанс в кинотеатр Capitol", - вспоминает Томаш Збигнев Заперт. Больше Ментрак в Капитолии не появлялся. Он скоропостижно скончался 4 августа 1993 г. от обширного инфаркта. Ему было 48 лет.

Кшиштоф Маслонь замечает: - Что такое 48 лет? Некоторые люди и в этом возрасте хорошо выглядят…

– Лукаш Любаньски

TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

– Перевод Александр Кравченко