Во всех некрологах есть несколько имен авторов, которых он переводил: Филип К. Дик, Курт Воннегут, Джозеф Хеллер, Томас Бергер. И это правильно, хотя, наверное, было бы уместно добавить как пятую великую Урсулу К. Ле Гуин. И тут каждый мог добавить: кто больше увлекался фэнтези, тот добавил бы Брайана У. Олдисса, кто высокой литературой 80-х и 90-х — Кадзуо Исигуро, кто американской прозой рубежа ХХ и ХХI веков — Чака Паланика. А также Дж.Г. Балларда с незабываемой «Империей Солнца», «Космическим кораблем и каноэ» Кеннета Брауэра и десятками более мелких английских и русских произведений, разбросанных по научно-фантастическим антологиям «Шаги в неизвестность» или по старым номерам «Фэнтези» (кстати, стоило бы когда-нибудь составить полный список его переводов).

Но не случайно эти четверо появляются первыми: Филип К. Дик, Воннегут, Хеллер, Бергер, хотя у Леха Енчмыка не было «исключительности» ни перед кем из них, что иногда бывает с переводчиком, усваивающим все творчество данного автора (примером может служить Петр В. Холева, блестяще переведший на польский язык многотомники Терри Пратчетта). Есть и другие переводы Дика, Ле Гуина, тоже Воннегута, иногда действительно великолепные (например, «Пианола» в переводе Вацлава Непокульчицкого).

Хорошая школа иронии.

И все же эта тетрархия возвращается: Дик. Воннегут. Хеллер. Бергер. Четыре разных автора, с очень разной просодией и, несомненно, общей чертой: противоречивостью, насмешкой, иронией. Уловка-22, когда уже перестанет импонировать чистый бредовый юмор высшего порядка, парни Орра, торговцы Майло Миндербиндера, хитрость старшего рядового Уинтергрина, является радикальным разрушением мифа о солдатах (G.I. Joe), насмешкой и унижением армии, принесшей свободу половине (к сожалению, только половине) Европы, — и по этим причинам она стала любимым чтением поколения Вудстока. Горечь и неохота, с которыми Воннегут описывает города Среднего Запада, хитрость издателей, писателей и женщин, поп-культура Соединенных Штатов третьей четверти ХХ века настолько заразна, что если бы у специалистов по пропаганде Восточного блока было больше здравого смысла, они бы публиковали ее в больших количествах. «Маленький большой человек» стал, пожалуй, первой столь удачной деконструкцией незамысловатого повествования о бравых стрелках и добрых индейцах с Дикого Запада: после прочтения тяжело смотреть вестерны Джона Уэйна всерьёз. Дик, наименее исторический и политический, также постоянно ставит под сомнение реальность мира и честность человеческих мотивов. Можно сказать - набор из четырех насмешек, идеально подходящий для форматирования современных профессиональных польских критиков вроде Мацея Любеньского, Войцеха Орлинского или Кшиштофа Варги.

Да, они тоже «от него». Но как совместить этот посев с деталью из одной из биографий Леха Енчмыка — «соорганизатором караула в костеле св. Станислава Костки в Варшаве»? С радикальной критикой современных демократий, часто формулируемой с убеждением, что старая феодальная формула возвращается в новом технологическом варианте - с правлением узкой элиты и лишенного реальных прав плебея. С несколькими годами деятельности в сегодняшней забытой среде Партии независимости Польши, с серьезной картой распределения? С расследованием 1980-х годов, проведенным СБ (точнее, по словам ред. Павла Томчика, в обширной биографии, опубликованной PAP, Отделом III-1 Главного управления столичной полиции в рамках регистрационной анкеты «Czytelnik»).

Воннегут в кепке?

Такое распределение, возможно, даже причастность к оппозиционной организации (PPN) было бы еще простительно. Но церковная стража с ее, этого не скрыть, напыщенностью господ в полотняных кепи? Ведь это как готовый грепс для Варги, да и для Воннегута, если бы он лучше знал польские реалии. Был ли Енчмык похож на французских либертенов, которые после многих лет свободной жизни восстали и присоединились к картезианцам? А может быть, его сильно декларируемая дистанция до прелестей современности — просто биографический розыгрыш?

Нет, его биография не отмечена либертинизмом или радикальными поворотами - и, прежде всего, что очень характерно, скромность Леха Енчмыка никогда не позволила бы ему сделать свою биографию (как это случилось со многими другими) ни памятником для поклонения, ни кнутом для тех, кто думает иначе.

Почти все воспоминания о нем включают его детство в Быдгоще, военную Варшаву, куда немцы выселили его семью, и своего рода волчий билет - в начале 1950-х он не смог попасть в свою мечту на английскую филологию. Вместо этого он нашел русистику: знаменательно, что он поделился этим опытом с такими авторами, как Януш Шпотанский или Анджей Валицкий, которые также пережили худшие годы сталинизма в, казалось бы, наиболее идеологически жестком направлении. Не похоже, чтобы он питал в то время какие-либо иллюзии: его брат Януш Енчмык (1938-2008), поэт и переводчик стихов (в том числе горьких стишков в романах Воннегута, переведенных Лехом), был арестован в октябре 1957 года во время демонстрации в защиту еженедельника «Po Prostu», который Гомулка закрыл.

    Подписывайтесь на наш фейсбук  
  Лех Енчмык начал свою карьеру переводчиком и редактором в издательстве «Iskra», сотрудничал со студенческим еженедельником «Itd», проскочил и Институт международных дел, но сделал себе имя, попав в Национальный издательский институт с предложением перевести Хеллера, Воннегута и (окончательно переведенный годами позже Томашем Мирковичем) «Пролетая над гнездом кукушки» Кена Кизи, тоже анархический роман, а не богобоязненный. Как вспоминает Януш Р. Вишневский, книги Хеллера и Воннегута попали к Енчмыку через Роберта Гэмбла, с которым он познакомился во время поездки американских студентов Гарварда (включая Гэмбла) «за железный занавес» в 1958 году. Более того, Гэмбл на долгие годы стал связан с Польшей, среди прочего, благодаря основанию издательства Media Rodzina в Третьей Польской Республике. Habent sua fata libelli (И книги имеют свои судьбы).

Мечта об издательстве

В Польской Народной Республике у Енчмыка не было шансов основать издательство, хотя у него были большие издательские аппетиты: в «Iskra» он создал легендарную серию научно-фантастических антологий «Шаги в неизвестность» (1970–1976) с целью превратить их в ежемесячник. Этого удалось добиться только через десять лет, в ежемесячном журнале «Фантастика», где он сначала возглавил иностранный отдел, а в 1990 году стал его руководителем на три года. Между тем, уволенный по приказу отдела культуры ЦК польской компартий из издательства «Iskry», заведовал отделом англоязычной литературы издательства«Czytelnik». Как издатель «Krok...», «Czytelnik» и «Фантастики», издающий Дика и Харрисона, а также польских авторов — Мацея Паровски, Януша Зайделя и Марека Орамуса, он фактически сотворил направление «социологического фэнтези» — вдохновленное Оруэллом и Хаксли, попытки рассказать о современных обществах с помощью научно-фантастического стаффажа. Окружение отплатило ему особым образом: Мацей Паровски, создатель ныне легендарного польского научно-фантастического комикса «Веселый Коваль», по образцу Енчмыка создал образ Пола Барли: босса и друга Фанки, непобедимого в боевых искусствах (и пьянстве), участника экспедиции DB4, а на Земле — президента детективного агентства «Универс».

Закономерность не случайна - Лех Енчмык занимался дзюдо со школы, в 1967 году он был призером чемпионата Польши, до 1969 года - член сборной нашей страны по дзюдо, он одним из первых достиг высшей степени, т.е. 1 дана. А в костел Святого Станислава Костки он пришел, как и многие, через «Солидарность» и Министерство творческой среды, но и отчасти из-за своего мастерства. Матерчатой кепи он не носил, а если и носил, то только для маскировки: в 1980-х годах он был руководителем группы защиты отца Ежи Попелушко. Кто знает, как сложилась бы их судьба, если бы он отправился с отцом Ежи в Быдгощ 19 октября 1984 года?

Он не поехал. Однако через несколько дней после похищения и смерти священника он проснулся - он, либеральный атеист, заигрывавший с буддизмом и, как все тогда, празднующий Пасху и Сочельник во имя обычая и вопреки причащению, - глубоко верующий католик. Об этом он рассказал в серии передач, а затем и в вышедшей в 2013 году автобиографии («Свет и звук. Моя жизнь на разных планетах») так просто и скромно, без заглавных букв, не задрапировавшись в «Дружбу со священником» — что даже Войцех Орлинский не смог бы отшутиться.

Как пишется «Бердяев»?

Внимательного читателя Хаксли, издателя «Дика и Зайделя», трудно обмануть, представив его «адептом теорий заговора» — может, антисемитом, а может, плоскоземельцем? – хотя пробовали многие, кто не смирился с его политическими диагнозами. Ему было все равно: он издал два сборника проницательных зарисовок, объединенных названием «Новое средневековье», явно заимствованным у Николая Бердяева (которого автор «Политики», явно непривычный этой фамилии, переделал в посмертном мемуаре на «Берзеява»). В них он не занимался политическим течением, борьбой между ПО и ПиС или демократами и республиканцами: он диагностировал цивилизацию как таковую, с той высоты, с которой это делали до него Хейзинга, Бродель или Колаковски, писал о явлениях, которые в то время могли показаться новой фантастикой, но сегодня видны на первый взгляд: смысловая революция, выхолащивающий смысл таких понятий, как «равенство» и «свобода», и в то же время — накопление финансового, политического и медийного капитала узкими кругами, не чувствующими себя никак связанными с миллиардами пролов.

Он был последователен в этом. Я думаю, что читая Воннегута и Геллера, он с самого начала смог проникнуть глубже, дальше насмешек напыщенных полковника Кэткарта и генерала Шейскопфа, не уступавших по глупости карикатурам «Швейка». Герои «Долины» Дика и «Матери ночи» Воннегута были беспомощны перед накопившейся ложью и пытались любой ценой вырваться из системы. Это то, что Енчмык пытался донести до читателей Польши периода Гомулки и Герека. А дальше — все пошло как в популярном меме, что в 70-х контркультура была сплошь о хиппи-бродяжничестве и трансгрессии, но через полвека она проявляется совсем по-другому. От анархистского энтузиаста Хеллера через телохранителя отца Ежи к критике глобального турбокапитализма в сочетании с культурой отмены — я думаю, это очень простой путь.

Такой же простой путь связывает, как мне кажется, и его жизненные выборы: переводчик, главный редактор, издатель, распространитель промокашек, дзюдоист и паломник. Все, что он делал, он делал убежденно, скромно и спокойно: он никак не вписывался в культуру или время кричащих стариков, эгоистов и инфлюэнсеров. Может быть, поэтому многим людям его не хватает.

– Войцех Станиславски

 TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

– Перевод Надин Алейник