Сорок лет назад, 14 мая 1983 года, за три дня до своего девятнадцатилетия, Гжегож Пшемык умер в варшавской больнице. Причиной смерти стали тяжелые травмы брюшной полости. Смертельные травмы стали следствием жестокого избиения тремя милиционерами в полицейском участке на улице Езуицкой.

Двумя днями ранее, 12 мая, Гжегож Пшемык был задержан на Замковой площади, где он и его друзья праздновали окончание экзаменов в средней школе. Милиционеры решили, что молодые люди ведут себя слишком свободно, а это не нравилось органам народной власти. Задержанных отвели в отделение милиции Старого города и там избили. После освобождения Гжегож Пшемык почувствовал сильную боль в животе. Машина скорой помощи доставила его в отделение скорой помощи на улице Хожа.

До сих пор точный ход событий не установлен. «Народная власть» всегда любила показывать молодежи, что она имеет власть над всеми, и лучшим способом показать эту власть было физическое насилие. Милиция охотно прибегала к нему как в серьезных, так и в пустяковых делах. Поэтому избиение молодого человека «для примера» было совсем не редкостью.

Но Гжегож Пшемык был сыном поэтки-оппозиционерки Барбары Садовской. Дюжиной дней ранее он и его мать были задержаны на 48 часов. Кроме того, его мать тогда тоже стала жертвой избиения. Даже Мечислав Раковски, в то время один из самых близких людей в окружении Войцеха Ярузельского, не исключил в своих записях, что избиение могло быть предупредительной мерой для слишком непокорных.

Коммунистические власти с самого начала решили превратить избитую жертву в провокатора и искать виновных в другом месте. Виновными для властей оказались сотрудники «скорой помощи», забравшие Пшемыка, – они были осуждены на сфабрикованном процессе в 1984 году. Вряд ли кто поверил в такую версию, созданную под руководством главы Министерства внутренних дел генерала Чеслава Кищака и распространяемую Ежи Урбаном, пропагандистом хунты Ярузельского. Однако показательный суд, сфальсифицированный процесс и давление привели к уничтожению многих жизней.

Через пять дней после смерти старшеклассника в Варшаве состоялись его похороны, которые стали одной из крупнейших демонстраций после введения военного положения. Важно, что это собрание коммунисты запретить не смогли, как и не смогли просто разогнать толпу. 19 мая 1983 года десятки тысяч человек собрались у костела Святого Станислава Костки в варшавском районе Жолиборж, того самого костела, в котором проходили знаменитые в то время богослужения с участием отца Ежи Попелушко. Вместе с учениками лицея имени А. Фрыча Моджевского, которую Гжегож Пшемык собирался заканчивать, пришли молодые люди почти из всех варшавских школ. После службы эта большая толпа в молчании двинулась в сторону кладбища Повонзки.

Это была одна из самых трогательных демонстраций в истории Варшавы. И часть одной из многих национальных траурных мистерий. Ведь когда поляки не могут проявить себя легально, они проявляют себя на похоронах. Так было во время разделов, так было и во время Польской Народной Республики. Год спустя костел Святого Станислава Костки стал молчаливым свидетелем другой трагической истории – торжественных похорон отца Ежи Попелушко, убитого сотрудниками Министерства внутренних дел.

    Подписывайтесь на наш фейсбук  
  Гжегож Пшемык был не единственной такой молодой жертвой того времени. Можно предположить, что антикоммунистическая позиция молодежи впоследствии заставила власти принять ряд мер, активировав различные предохранительные клапаны, особенно в таких областях, как поп-культура и сфера морали. Был даже создан институт по изучению проблем молодежи. Молодежь стремилась участвовать в демонстрациях и различных, зачастую более дерзких акциях, поэтому власти ПНР решили, что будут удерживать их от этой антиправительственной деятельности.

Как убивали людей в условиях военного положения

Самой молодой жертвой усмирения шахты «Вуек» стал девятнадцатилетний Анджей Пелка. Он умер от пулевого ранения в голову. Милиция выдала тело его семье с приказом похоронить в родном городе Недоспелин, который тогда находился в Пётркувском воеводстве. Несмотря на то, что за похоронами «наблюдали» два взвода ZOMO, рота маневренного полка и большая группа офицеров СБ, на это последнее прощание с молодой жертвой военного положения пришли 150 человек, жители деревни и семья убитого. Вполне вероятно, что пуля, смертельно ранившая молодого Пелку, впоследствии стала одной из улик в деле об убийстве шахтеров «Вуйка». Официально предполагалось, что она упала в канализационную трубу во время извлечения врачами и исчезла безвозвратно.

17 декабря 1981 года двадцатилетний Антони Броварчик возвращался с производственной практики на одном из предприятий Гданьска. По дороге домой он наткнулся на демонстрацию против военного положения. Он не принимал в ней участия. Однако в тот момент, когда Антони оказался там, демонстранты пытались пробиться к зданию воеводского комитета Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) на улице Валы Ягеллонские. Милиционеры открыли огонь. Три человека были ранены, в том числе смертельно Антони Броварчик. У семьи возникли проблемы с похоронами, власти препятствовали выдаче тела, а в свидетельстве о смерти была указана ложная дата смерти (23 декабря 1981 года). В конце концов, труп Антония Броварчика был выдан родственникам, а похороны состоялись в последний день декабря 1981 года.

Самой молодой жертвой военного положения стал варшавский старшеклассник Эмиль Барханьски. Этот подросток во время военного положения организовал со своими сверстниками конспирационную организацию по образцу Армии Крайовей, действовавшей во время Второй мировой войны. Молодые люди связывались друг с другом по договоренности; они не знали настоящих данных друг друга, только псевдонимы. Эта подпольная организация называлась «Конфедерация польской молодежи "Пилсудчики"» (Konfederacja Młodzieży Polskiej "Piłsudczycy"). Эмиль был одним из инициаторов и участников дерзкой акции, которая состоялась 10 февраля 1982 года, менее чем через два месяца после введения военного положения. Несколько молодых людей облили красной краской памятник коммунистическому преступнику Феликсу Дзержинскому, а затем, бросив «коктейли Молотова», подожгли его. Все это произошло на тогдашней площади Дзержинского (ныне Банковая площадь), всего в нескольких сотнях метров от управления столичной милиции в Мостовском дворце.

В начале марта Барханьски был задержан милицией в тайной типографии. Во время допроса он подвергся жестокому насилию. Впоследствии он был приговорен к двум годам лишения свободы условно. 17 мая 1982 года, во время суда над своими коллегами, он отказался от прежних показаний. Барханьски заявил, что они были даны под пытками, и заявил, что может узнать своих истязателей. Следующее показание Эмиля Барханьского перед судом должно было состояться на слушаниях в середине июня. Однако этого так и не произошло. Он исчез при загадочных обстоятельствах 3 июня 1982 года. Два дня спустя его тело было выловлено из реки Висла. Его смерть и последующее расследование до сих пор остаются под вопросом. Барханьски избегал воды, не плавал; по словам матери, во время отпуска на побережье он ни разу не заходил в море, не посещал бассейн. Поэтому невозможно, чтобы он по собственной воле вошел в такую опасную реку как Висла. На момент смерти ему еще не было семнадцати лет – его труп нашли за день до дня рождения.

Хладнокровные коммунисты

Первой жертве военного положения в Новой Гуте было 22 года, и, как и Броварчик, он просто оказался не в том месте и не в то время. Анджей Шевчик – рабочий, выпускник Горного техникума в Кракове и член ансамбля песни и танца «Слaвянки» – возвращался домой после комендантского часа в ночь с 17 на 18 апреля 1982 года. По несчастью, он наткнулся на патруль ZOMO (моторизированная поддержка гражданской милиции – прим. перев.) и был избит ими до потери сознания. Найденный на рассвете в жилом массиве На Стоку, возле стоянки такси, он был еще жив. Доставленный в больницу, Анджей Шевчик умер через 52 дня – 8 июня 1983 года – не приходя в сознание. Его тело было настолько изуродовано, что семья узнала его лишь по родимому пятну на руке. – Я воевал на фронте, получил крест Virtuti Militari, и мой последний крест – это крест на могиле моего сына, – сказал его отец после похорон.

Похороны Богдана Влосика в Новой Гуте осенью 1982 года стали большой демонстрацией, осуждающей военное положение. Его смерть была исключительно провокационной. Поначалу ничто не предвещало этой трагедии; во время многотысячной демонстрации 13 октября 1982 года Влосик даже шел во главе процессии, а когда все закончилось, он благополучно вернулся домой, пообедал и отправился в костел Девы Марии Королевы Польши в Беньчицах. В первый период после введения военного положения 13 числа каждого месяца проводились службы, посвященные Отечеству и жертвам военного положения. Около 6 часов вечера капитан Анджей Августын, сотрудник Службы безопасности (аналог советского КГБ – прим. перев.), стоявший возле церкви, достал пистолет и выстрелил в ближайшего к нему человека. Создавалось впечатление, что он действовал хладнокровно. Жертва была смертельно ранена пулей в живот. После расстрела убийца спокойно ушел к полицейской машине без опознавательных знаков. В машине скорой помощи Влосик прошептал: «Меня убили коммунисты». В 8.15 вечера студент вечернего техникума и рабочий сталелитейного завода имени Ленина умер на операционном столе военного госпиталя. Его похороны состоялись 20 октября 1982 года и собрали десятки тысяч человек.

Смерть Богдана Влосика часто сравнивают со смертью самой известной жертвы протестов на верфи 1970 года. Збышек Годлевски – символ всех жертв того декабря; о нем написана знаменитая «Баллада о Янеке Вишневском». На момент смерти ему было 18 лет. Именно с его телом на двери рабочие прошли маршем по улицам Гдыни. По сути, это была одна из самых символических и трогательных демонстраций в истории Польши.

Похоронен ночью в полицейском эскорте

В порабощенной Польше похороны часто становились единственной возможностью проявить оппозицию в массовом масштабе. Так было с похоронами знаменитостей, но особенно драматичными были похороны жертв системы. Уже в послевоенные 1940-е годы похороны убитых активистов Польской крестьянской партии под руководством Станислава Миколайчика были большими демонстрациями. Коммунисты знали об этом. Отсюда и подпольные захоронения жертв коммунистических преступлений в 1940-х и 1950-х годах.

Если тогдашние власти организовали совместные похороны жертв демонстраций и забастовок в Познани в июне 1956 года, то этого не было сделано для похорон жертв декабря 1970 года. Они состоялись после комендантского часа, поздно вечером и в ночь с 19 на 20 декабря (с субботы на воскресенье) почти на всех кладбищах в Труймясте (агломерация Гданьска, Гдыни и Сопота – прим. перев.) и Щецине. Похороны проходили под наблюдением руководителей отделов внутренних дел воеводских народных советов. Все похороны проходили по определенной схеме. Представители городского или воеводского народного совета приезжали поздно вечером в дома жертв и сообщали семьям, что скоро состоятся похороны. Для многих это было первое извещение о смерти. Семьи отвозили на кладбище в милицейском эскорте. Если на кладбище одновременно находилось несколько семей, их изолировали друг от друга. Также было запрещено петь над могилой, но некоторые нарушали этот запрет.

Некоторые семьи протестовали против такого обращения. В результате протестов, в случае похорон Збигнева Насталы, вместо трех человек в одной машине, власти разрешили девяти людям поехать на кладбище в двух машинах. Этот семнадцатилетний ученик Профессиональной школы Гдыньской судоверфи был убит утром 17 декабря возле остановки городской электрички Гдыньская судоверфь – как и Годлевски – выстрелом прямо в лоб, когда полиция и подразделения Народного войска открыли огонь по рабочим, идущим на работу. Похороненный в Гданьске, он был эксгумирован два месяца спустя – в феврале 1971 года – и перенесен на кладбище в своем родном городе Вейхерово.

Самых больших уступок добилась семья Станислава Серадзана, студента Технической школы холодильного оборудования и моряка, легкие которого были пробиты пулей во время подавления протестов на улицах Гдыни. Ему также было меньше 18 лет. Семье удалось перенести похороны с 19 декабря на день позже. Похоронной церемонии предшествовала месса в церкви, а почти 50 человек, присутствовавших на ней, власти доставили на кладбище на автобусах и микроавтобусах. В этом случае не обошлось без одной детали – похороны должны были состояться после комендантского часа.

Похороны убитых на шахте «Вуек» проходили аналогичным образом, за исключением того, что несколько погибших были похоронены далеко от Силезии, в своих родных городах. Но почему в случае с жертвами из Познани были организованы открытые похороны, а погибших в декабре 1970 года хоронили в темноте? Кровавое подавление демонстрации 17 декабря 1970 года в Гдыне оказало фундаментальное влияние на такое поведение властей. Тогда демонстрация была превращена в символическую процессию, участники которой несли на дверях убитого рабочего судоверфи.

Еще более сильный след в истории оставила смерть Станислава Пыяса 7 мая 1977 года в Кракове. Тогда 24-летний оппозиционер, студент факультета польской филологии и философии Ягеллонского университета, умер при невыясненных обстоятельствах за несколько дней до праздника студентов (ювеналий). Его нашли в квартире на улице Шевской, 7; власти в то время настаивали на том, что смерть наступила в результате падения с лестницы.

Смерть Пыяса вызвала так называемый Черный марш, массовую демонстрацию студентов. Вечером 15 мая 1977 года, в конце демонстрации, перед Вавельским замком была зачитана декларация, в которой провозглашалось основание Cтуденческого комитета солидарности в Кракове – первой организации такого рода в Восточной Европе – и содержался призыв к раскрытию виновных в преступлении. Расследования, проводившиеся с 1970-х годов по сегодняшний день, указывают на смертельное избиение – скорее всего, сотрудниками СБ, которым сообщил о Пыясе его друг и впоследствии активист СКС Леслав Малешка. Однако этот случай до сих пор полностью не прояснен.

Стоит также вспомнить о двух очень похожих похоронах, хотя их разделяет более 40 лет. Одни времен начала Польской Народной Республики, другие – ее заката.

Мария Тыранкевичувна, студентка Лодзинского университета, была убита 14 декабря 1945 года. Весь Лодзь указал красноармейцев как виновников преступления. Похороны были организованы студентами из Братства помощи, которым милиция не хотела выдавать тело из морга. Две тысячи студентов собрались перед моргом и заставили выдать тело. «Образовалась стихийная процессия, которая начала молча двигаться по главным улицам города. Студенты в полном молчании несли на плечах белый гроб с трупом своей коллеги. По пути к костелу Пресвятой Девы Марии в Новом городе они взяли погребальный крест и два черных флага. И так (. . . ) они проделали весь путь до академического костела», – писал отец Томаш Ростворовски. На следующее утро, после службы, шеститысячная процессия отправилась в путь, но не по боковому маршруту, как приказали власти, а по главным улицам Лодзи. Перед входом на кладбище армейский кордон отделил переднюю часть процессии с гробом и венками от толпы.

Серьезные инциденты произошли только после похорон. В редакции «Работника» (польский социалистический журнал – прим. перев.) были разбиты окна, а молодые люди, возвращавшиеся с похорон, пели «Роту» (польская патриотическая песня – прим. перев.) с измененными словами: «...пока советская смута не рассыплется в прах и пепел». В течение ночи сотрудники Управления безопасности арестовали около 1500 человек, в основном молодежь. Пресса писала о студентах, что среди них «возрождаются худшие привычки так называемой "золотой молодежи" – лезвие бритвы, дубинка, кастет», и что похороны студентки были использованы в их «разбойничьих целях». В результате было объявлено о скором «изгнании барчуков».

Много лет спустя, 2 ноября 1986 года, после 13-дневной борьбы за жизнь при довольно загадочных обстоятельствах (подозревали, что он был избит полицией), Марцин Антонович, студент Гданьского университета, умер в больнице Ольштына. Власти ожидали, что похороны могут собрать много людей, и попытались заставить семью провести их в 5 километрах за городом. Это не удалось, но в некрологах, опубликованных в местной прессе, не были указаны дата и время церемонии.

Погребение все равно привлекло десятитысячную толпу. Приехали студенты из Гданьска, академические пасторы из Труймяста и Ольштына, а также два епископа. Церемонию похорон снимали съемочные группы американских телеканалов ABC и NBC. Власти поставили 15 городских автобусов перед церковью, что удивило участников похорон. Однако гданьские студенты после окончания службы взвалили гроб на плечи и отправились с ним на кладбище. Над могилой было зачитано письмо Леха Валенсы, который не смог присутствовать на похоронах, так как прокуратура не разрешала ему покинуть Гданьск в связи с ведущимся против него расследованием. Председатель «Солидарности» написал: «Эта смерть совершенно бессмысленна. Она коснулась покойного Марцина в тот момент, когда он находился в руках тех, чьей элементарной обязанностью является охрана безопасности граждан. Еще раз подтвердилось, что аппарат Министерства внутренних дел действует в Польше вне закона и с чувством полной безнаказанности».

Печальный вывод из всех этих историй заключается в том, что, несмотря на крах системы, виновные в коммунистических преступлениях в большинстве своем остались безнаказанными. Третья республика не смогла привлечь их к ответственности. А если и смогла, то сделала это далеко не удовлетворительным образом.

Гжегож Сечковски

 TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

–Перевод Денис Куценко