”TVP Еженедельник”: Рискну предположить, что название вашей книги больше всего ассоциируется с польским коммунистом, членом сталинистской “фракции натолинцев” Казимиром Миялем.

АНДРЖЕЙ БЖЕЗЕЦКИЙ: Он, конечно, был крайне закоренелым сталинистом. Что касается теории коммунизма, то Мияль превосходил в знаниях многих более поздних представителей “бетонного движения”. Однако он был полностью оторван от реальности, и догматизм привел его к созданию нелегальной коммунистической партии в Польше, публикации листовок и, наконец, бегству в Албанию, а затем и в Китайскую Народную Республику (в 1965 году он основал подпольную Коммунистическую партию Польши, а в 1966 году покинул страну. - Прим. ред.).

Радикализовавшись, он потерял влияние на Польскую объединенную рабочую партию. Когда-то Мияль был доверенным другом польского политика и президента Болеслава Берута, затем стал директором одного из банков. Но фанатичная конспиративная деятельность оттолкнула от него большинство коммунистов. Мияль лишь собрал группу фанатиков-единомышленников. Более того, его поведение выглядело слегка шизофреническим: утром его отвез на работу в банк водитель на служебной машине, а после работы Казимир Мияль тайно писал брошюры, направленные против Владислава Гомулки. Его албанско-китайская авантюра стала результатом конфликта Китая с Москвой после смерти Иосифа Сталина. Китайцев поддержал режим в Албании, который в том числе помог Миялю печатать листовки. А когда тот сбежал из Польши с албанским паспортом, в его распоряжение албанцы предоставили ​​радиовещание. основанное им “Радио Тирана” можно сравнить с “Радио Свободная Европа” для антикоммунистов. Однако со временем Мияль вступил в конфликт с албанскими властями и уехал в Поднебесную. На родину он тайно вернулся в 1980-х годах. И потом долгое время жил в свободной Польше, постоянно мечтая о диктатуре пролетариата.

Случались ли разногласия среди польских коммунистов в годы становления Польской Народной Республики в связи с их геополитическим опытом?

На партийные разногласия повлиял жизненный опыт, приобретенный во время Второй мировой войны, а также происхождение коммунистов. Те, кто приехал в Польшу с Красной Армией, думали, что лучше понимают коммунизм. Они прошли все испытания при Сталине – иногда вплоть до заключения на Лубянке и в ГУЛАГе. Они чувствовали себя проверенными и закаленными. По понятным причинам среди них было много евреев. Потому что еврейские коммунисты, попавшие под немецкую оккупацию, погибли в лагерях смерти.

Между тем, горстка коммунистов, действовавших в Генерал-губернаторстве во время войны, была убеждена, что они лучше понимают поляков и знают, как убедить их принять коммунизм. Такие люди, как Владислав Гомулка, считали, что автоматическое копирование образцов Советского Союза на Висле (так иногда называют Польшу. - Прим.перев.) не сработает. Генерал Мечислав Мочар, в свою очередь, чувствовал, что это он рисковал жизнью в партизанском движении, когда другие сидели в Москве вдали от фронта, а теперь, при поддержке Москвы, берут на себя всю власть.

Можно ли сказать, что военный конфликт Леона Касмана с Мечиславом Мочаром имел далеко идущие последствия?

Касман был евреем, прибывшим из Москвы, естественно, что он не нравился Мочару. Поэтому его перевели в Люблинское воеводство для расследования ситуации в Польской рабочей партии. Напомню, что тогда в течение нескольких месяцев при странных обстоятельствах умерли трое партийных лидеров: Марсели Новотко, Болеслав Молоец и Павел Финдер. Первые двое были убиты, скорее всего, в результате межфракционных распрей, а третьего схватили и убили немцы. У Москвы были основания полагать, что в Польскую рабочую партию внедрился и действовал внутри какой-то провокатор. Для этого Кремль и отправил в Варшаву Касмана. Но его встреча с Мочаром закончилась ненавистью, растянувшейся на десятилетия. Не случайно оба всегда находились в враждующих группах.

Правый уклон товарища “Веслава” (таким был партийный псевдоним польского генсека Владислава Гомулки) и его консортов тоже был частью фракционной борьбы?

Дело Гомулки было скорее элементом более широких процессов в коммунистических партиях Центральной Европы, созданных Сталиным. Иосиф Виссарионович начинал очередную чистку, поводом для которой стал, в том числе, спор с Югославией. Тамошним коммунистам удалось сохранить независимость от Кремля. Иосип Броз Тито был таким же убийцей, как и другие коммунисты. Но он элементарно не хотел подчиняться Сталину. Поэтому усатый вождь Страны Советов не стал рисковать войной с Югославией, зато решил устранить всех, кого подозревал в желании стать независимыми от него. Гомулка, который всю Вторую мировую войну провел на территории Польши, а также ценил другие политические партии, в том числе Польскую социалистическую партию (Polska Partia Socjalistyczna, PPS), соответствовал образу “польского Тито”.

    Подписывайтесь на наш фейсбук  
  Есть анекдот, что во время оккупации Гомулка радовался, когда кто-то написал на стене мелом про Польскую рабочую партию: “ПРП – х*и”. Потому что до сих пор аббревиатуру это партии язвительно расшифровывали как “ПРП - продажные русские прислужники”. Ведь над Вислой мысленно (не вслух) считали, что лучше быть пройдохой, зато поляком, чем прислужником и лизоблюдом Москвы. Сталин этого не стерпел. Гомулку посадили в тюрьму, но, к его счастью, его не отдали под показательный суд и не приговорили к смертной казни, как это произошло с некогда заслуженными коммунистами в Венгрии, Болгарии, Чехословакии и Румынии.

Откуда произошли названия фракций польских коммунистов - “натолинцы” и “пулавцы”?

Из мест встреч лидеров партийных фракций. “Натолинцы” - по названию виллы “Натолин” в Варшаве, а “пулавцы” - по названию улицы Пулавской в столице Польши, на которой располагался доходный дом. В нем проживали некоторые сторонники либерализации. Конечно, оба названия вполне условны, и многие политики Польской объединенной рабочей партии (Polska Zjednoczona Partia Robotnicza, PZPR) того времени даже отрицали существование обеих партий.

Их так назвал публицист Витольд Едлицкий в своем тексте, опубликованном в журнале“Культура”.

В то время в Варшаве среди членов партии циркулировали определения “хамы” и “жиды”. Они были расплывчатыми, поэтому не требовали точности. Это было больше о мировоззрении, чем о происхождении и национальности конкретного человека. Для ясности: широкое употребление этих слов в уничижительном значении началось в сталинский период. В Службе безопасности Польской Народной Республики служило немало поляков, которые уничтожали польское подполье (то есть, своих) так же жестоко, как и службисты еврейского происхождения. В свою очередь, либерализм “пулавцев” появился относительно недавно. Ранее они самозабвенно строили в Польше тоталитарное государство. Просто некоторые пытались “добраться до кормушки” власти, продвигая национальные и антисемитские лозунги, а другие – продвигая демократизацию и расширение свобод – особенно в сфере культуры, науки и средств массовой информации. Похоже, что в обоих случаях значительная часть товарищей искренне поддерживала пропагандируемые ими лозунги. Либеральные и национальные течения существовали в Польше и раньше. Коммунисты лишь “вскочили” в этот вагон.

Почему “пулавцы” стали наследниками октября 1956 (то есть “Гомулковской оттепели”) года всего на несколько лет?

Они верили, что он генсек Владислав гомулка является началом перемен, а сам Гомулка считал, что он лишь заканчивает их. Придя к власти, он попытался успокоить Польскую объединенную рабочую партию и заставить общество работать. Ведь на знаменитом митинге 24 октября 1956 года, собравшим сотни тысяч варшавян, он заявил, что демонстраций уже достаточно. Внутрипартийная группировка “пулавцев” также надеялась, что изменения продолжатся. Гомулка на это не соглашался. Поэтому и обратился к крылу “натолинцев” и Мечиславу Мочару. Этим товарищам не нужна была дальнейшая демократизация Польши. Поэтому они казались более надежными партнерами, чем “пулавцы”. Однако товарищу “Веславу”, как и каждому политику у власти, приходилось заботиться о политическом балансе. Он отодвинул от власти “пулавцев”, но в 1959 году при поддержке Никиты Хрущева дал понять “натолинцам”, что те должны ему подчиняться. “Пулавцы” потеряли свой авторитет в 1960-е годы, но либеральное крыло Польской объединенной рабочей партии не было уничтожено. Их оставили как запасных - потому что когда-нибудь они смогут пригодиться.

Мне казалось, что "натолинцы" передали свое наследство партизанам, но вы доказываете, что они заключили союз, скрепленный кровью Хенрика Холланда...

Представители крыла “натолинцев” в 1960-е годы были уже “дедами”, Мочар обращался ко многим из них, рассчитывая на поддержку. Холланд, коммунистический активист и журналист, близкий к “пулавцам”, не нравился "натолинцам", но он погиб в период, когда пост замминистра внутренних дел, курировавшим спецслужбы Польши занимал Мочар. Холланд погиб, выпав из окна шестого этажа своей квартиры в Варшаве на улице Новотки (ныне улица Андерса) во время обыска, который проводила в его жилье Служба безопасности. Тогда предполагалось, что его убили, хотя он, вероятно, покончил жизнь самоубийством. Его подозревали в предоставлении информации западным журналистам (о содержании выступления Никиты Хрущева “О культе личности и его последствиях” на XXII съезде КПСС, в котором критиковалась сталинская политика - Прим. ред.).

Для “пулавцев” смерть Холланда стала сигналом к ​​борьбе со сторонниками жесткой линии компартии. Только последних уже приблизил к себе эмвэдэшник Мочар, которому безмерно доверял первый секретарь Владислав Гомулка . На похороны Холланда приехало много представителей крыла “пулавцев”. Подстрекаемый Мочаром, Гомулка счел церемонию демонстрацией, направленной против него. Следовательно, оставался всего один шаг до окончательной расправы с непокорными “пулавцами”. Они потеряли свое влияние за власть, но продолжали действовать на периферии политики. Некоторые из них позже поддержали антикоммунистическую оппозицию.

Как же так вышло, что Мочар завоевал любовь военных ветеранов в Польше?

Мечислав Мочар понимал, что ему не добиться популярности только за счет сторонников коммунизма. Поэтому он поставил на карту людей с националистическим мировоззрением. В конце концов, пост-ялтинская Польша для многих национал-демократов оказалась вполне приемлемой: границы расширились по реке Одра, страна оказалась практически без национальных меньшинств плюс преобладало силовое руководство...

Используя свое влияние в Союзе борцов за свободу и демократию, он начал переманивать бывших членов Армии Крайовой. Посыл был ясен: с рядовыми членами Армии Крайовой все в порядке, поэтому мы можем прийти к соглашению. Этой цели послужили многочисленные мероприятия с участием ветеранов. В своих мемуарах Мочар тепло отзывался о партизанах Армии Крайовой, критикуя лишь их командование. Он ценил эти группы, которые были безжалостно осуждены при Болеславе Беруте. Многим это, наверное, нравилось. Мочара поддержал полковник Ян Мазуркевич “Радослав”. Другие же ветераны, держались на расстоянии и считали знакомство с Мечиславом Мочаром бесчестным. Ведь когда сразу после войны он возглавил Управление безопасности в Лодзи, именно он уничтожил “Отверженных солдат”, участников антикоммунистического движения в Польше в 1944-1953-х годах. Болеслав Пясецкий, лидер довоенных крайне правых, а после войны - глава прокоммунистической католической “Ассоциации “PAX”, объединявшей католиков, которые пытались сотрудничать с коммунистами, также видел в партизанах союзника.

Вы развенчиваете миф о перевороте в верхах власти, якобы подготовленном в Ольштыне в 1971 году.

Потому что на самом деле переворота не было. Скорее Эдвард Герек решил, что пришло время отодвинуть грозного Мочара на второй план. Фактически, Мочара из Министерства внутренних дел уволил еще весной 1968 года генсек Владислав Гомулка. Тем не менее Моцар все еще считался сильным игроком на внутриполитической арене Польши. Его фигура была устрашающей на протяжении всего предыдущего десятилетия. Впрочем, было решено, что пока время завершить эпоху всевластия генерала. Тогда он был на пике своей популярности, никто не мог ему противостоять. Мочар отдыхал в Ланьске, правительственном центре на Мазурах, откуда его пригласили в Ольштын. Там неожиданно появился и сам Герек, находившийся в Чехословакии на съезде местной компартии. В то же время в МВД всплыл финансовый скандал, возникший еще в те времена, когда министерством руководил Мочар. Пострадали близкие к нему люди. У Герека был повод исключить всесильного генерала из Политбюро. Кроме того, появились слухи о якобы перевороте в Ольштыне, который удалось предотвратить. Это лишь ухудшило положение Мочара. Его с почетом  отправили на непыльную должность в Верховную контрольную палату, о чем впоследствии руководство Польши пожалело. Поскольку неуемный Мочар там закрепился и долгие годы продолжал нападать на власть.

Напомните, кто, когда и кому написал манифест “Письмо 2000”?

Манифест появился в конце 1976 года по инициативе жесткого крыла польской компартии. Давая полякам кока-колу, маленький “Фиат” и цветной телевизор, а с другой стороны апеллируя к концепции национальной общности, Герек приобрел такую ​​популярность, что национал-коммунисты, принимавшие участие в антисемитских беспорядках предыдущего десятилетия, поблекли на его фоне.

И лишь июньский кризис 1976 года вдохнул ветер в их паруса. Немного отвлекусь: мы привыкли, что обычно демократическая оппозиция собирает подписи под различными открытыми письмами, но! Подобная практика имела место и по другую сторону политической баррикады. Манифест “Список 2000”, инициатором которого был, в частности, Рышард Гонтаж, якобы выражал несогласие с существованием Комитета защиты рабочих, но на самом деле он нападал на команду Герека, которую прекрасно знал. Сторонники жесткой линии якобы были обеспокоены появлением демократической оппозиции, но поэтому указали на Герека как на ответственного за появление Комитета защиты рабочих и терпимо относящегося к этой организации.

Личности догматиков времен поздней Польской Народной Республики сегодня остаются анонимными.

Лицами власти в то время были прежде всего генералы Войцех Ярузельский, Чеслав Кищак и Флориан Сивицкий. Во время военного положения Польская объединенная рабочая партия была отодвинута на второй план. На гневе поляков сосредоточился официальный представитель правительства Ежи Урбан, который даже не состоял в партии. Его циничные высказывания в СМИ снискали ему репутацию негодяя. Догматики имели влияние в партийных структурах, но Ярузельский довольно последовательно от них избавлялся. Некоторых он “продвигал по службе”, что часто означало отправку на назначение на спокойную правительственную должность или на дипломатическую службу. Такова была судьба Альбина Сивака, который, подшиваясь под голос рабочих, критиковал действия партийных властей.

Можно ли сказать, что Альберт Сивак, автор мемуаров под названием “От лопаты до дипломата” победил в ожесточенном конкурсе на самого глупого сановника Польской Народной Республики?

Не уверен, что характеристика “самый глупый” описывает его, ведь у него был некоторый политический разум и амбиции, раз уж он попал в Политбюро. Правда, язык его был весьма прост, а сформулированные Сиваком тезисы - откровенно вульгарны. В то же время он смог выразить словами некоторые чувства и чаяния некоторых партийных активистов. В каком-то смысле он позиционировал себя как анти-Валенса, и, вероятно, делал это эффективно. Он позиционировал себя как обычный рабочий, хотя стал выдающимся партийцем.

Были ли среди радикальных, жестких партийцев женщины?

К сожалению, с точки зрения маркетинга, когда женщины сегодня рулят, польский “партийный бетон” разочаровывает. На вершинах власти в Польской Народной Республике было очень мало женщин на вершине власти, а среди сторонников жесткой линии - и того меньше. Если до 1956 года “бетонные дамы” и проявлялись в различных сферах общественной жизни, то позже в Польше отказались от продвижения женщин.Они существовали в роли “прирученных” публицисток, нападавших на либеральную интеллигенцию или бунтующих студентов в прессе.

Можно ли утверждать, что глава официальных польских профсоюзов Альфред Миодович был последним сторонником жесткой линии минувшей коммунистической эпохи?

Проблема заключалась в том, что с 13 декабря 1981 года, когда генерал Ярузельский огласил в Польше военное положение, “партийный бетон”, то есть жесткие коммунисты, оказалась в проигрышном положении. Они полностью утратили свои позиции с приходом к власти в Москве Михаила Горбачева. Но это не значит, что консервативное направление в партии исчезло. Ежи Урбан описал это довольно точно. По его словам, среднестатистический региональный секретарь партии вообще не считал себя “твердым и упрямым”. Ему даже хотелось бы что-то изменить к лучшему, лишь бы не за свой счет. Однако каждое нововведение должно было означать ослабление партийного аппарата, поэтому местные видные деятели были против - особенно против переговоров с оппозицией. Таким образом, они автоматически становились “непробиваемыми”, как “железобетонные коммунисты”, хотя вряд ли кто-нибудь из руководителей обкома партии в 1980-е годы когда-либо читал “Капитал” Маркса, труды Энгельса или Ленина.

Миодович не был таким “крепким орешком” как Мочар. Он выступил против переговоров с оппозицией, чтобы не допустить прихода к власти “Солидарности”. Он первым заявил, что “Круглый стол” - это соглашение между элитами - партией и оппозицией - через головы простых людей.

– Беседовал Томаш Збигнев Заперт

 TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

– Перевод: Светлана Черепанова

Анджей Бжезецкий – писатель и публицист, выпускник исторического факультета Ягеллонского университета. Автор нескольких книг, в том числе “Беларусь. Картошка и джинсы”, “Армения. Караваны смерти”, “Лукашенко. Будущий царь России” (все книги выпущены с Малгожатой Ноцунь) и “Чернявский. Поляк, обманувший Гитлера”, “Большая игра майора Жихоня”, “Оструда-46. Как поляки победили Страну Советов” и новейший “Бетонный разум. История бескомпромиссных товарищей из Польской объединенной рабочей партии”.