Интригующим влиянием «ханаанства» на творчество еврейских художников из Палестины конца 1930-х годов является, например, присутствующая в их творчестве визуализация примитивизма, выражающая увлечение древним язычеством (или, говоря прямо, идолопоклонством) ближневосточных народов. Примером может служить скульптура «Нимрод» работы Ицхака Данцигера. У поляков это может вызвать ассоциации с творчеством Станислава Шукальского, относящемуся к националистическим и неоязыческим идеям.
Плод древнего дуба
Возвращаясь к «Минотавру», мы видим, что в романе отголоски «ханаанства» звучат в снах Никоса Трианды. Это грек из Александрии (следовательно, египетского города, символизирующего космополитизм эллинистической эпохи), который научно занимается культурами Средиземноморского бассейна. Однажды, когда он находится в Израиле, его начинают подозревать в контактах с греческим православным священником, которого обвиняют в помощи арабским террористам.
Никоса допрашивает Александр Абрамов. Складывается впечатление, что он находит в нем родственную душу. Вот что происходит, когда Никос рассказывает ему о том, что объединяет народы средиземноморского бассейна в кулинарии: „Оливковое масло в хумусе и бобах, бараньи ребрышки на огне или маринованные виноградные листья, фаршированные рисом и мясом – все это мне предлагали в Афинах, Александрии, Лимассоле, Иерусалиме и Тель-Авиве. И насколько я знаю, то же самое мне предложили бы и в Дамаске, Константинополе и Тунисе». Позже он добавляет: «Я не обычный левантинец с греческими корнями, а плод древнего дуба”.
В конце стоит процитировать фрагменты «Минотавра», раскрывающие «ханаанские» дилеммы Александра относительно еврейско-арабских отношений. Вот одна из его мыслей: «Арабы, над которыми я на самом деле издеваюсь, ибо они попали в мои руки побежденные и связанные, кто они, если не те самые арабы, которые работали во дворе нашего дома; это те самые арабы, с которыми я гонялся за зайцами».
Далее же мы читаем о грустных настроениях Александра: «За дружбу с арабом я бы отдал десять американских, английских или французских друзей. Я могу пить виски с европейцем, вести с ним дела, заключать с ним контракты, ведь Государство Израиль фактически является европейским филиалом на Востоке.
Однако с арабом я могу вернуться сюда и кататься по земле, вдыхать запах, исходящий от печи, топящейся козьим навозом, собирать и жевать майоран, бежать к горизонту и найти там свое детство или смысл жизни, которые теперь почти неуловимы, в том числе и в этом месте, где возвышается холм из моего детства».
Конечно, «ханаанская» идея — это антиисторическая, ретроспективная утопия (так же, как и польская неоязыческая «родная вера»). Поэтому ее реализация не имела шансов на успех. Но то, что Бенджамин Таммуз написал в «Минотавре» о еврейско-арабских отношениях, не оторвано от реальности. Мысли Александра Абрамова – это не просто литературный вымысел. Вероятно, в них больше правды, чем в сообщениях СМИ, которые сводят конфликт между евреями и арабами к простому вестерну о борьбе добра и зла. И это независимо от ролей, которые сыграли обе стороны этого противостояния.
– Флип Мемхес
TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы
– Перевод: Лариса Верминская
–
Беньямин Таммуз «Минотавр», перевод с иврита Михала Собельмана, издательство Claroscuro, Варшава, 2021 г.