Я не очень хорошо его знала, но я побежала. Классное место, Краковское Предместье, Дом без Кантов.
Летят отрывки песен, под которые можно танцевать, но атмосфера как-то не соответствует.
Домашняя вечеринка заканчивается рано, еще до заката. Я возвращаюсь в Гоцлав, направление Понятовщак, маршрут возле Университета и Художественной Академии, где, надеюсь, через несколько месяцев я начну учебу.
А тем временем... собственно в этом месте я попадаю в котел. Непонятный и тревожный. Снег падает крупными мягкими хлопьями, а кругом крики, милиция, каски, свистки.
Я добралась до дома в целости и сохранности, чтобы с большим опозданием узнать о «студенческом бунте». И что он предвещает своей Родине силу.
У меня тогда был парень француз, на самом деле с польскими корнями, но он, однако, не отсюда. Жан, студент первого курса французской филологии, приглашал на лето в Леон, только вот проблема – нужно было получить паспорт. Мне отказали.
Сердце кровью обливается, но не беда, у меня впереди были прекрасные студенческие годы!
Тем временем... мои друзья начали покидать Польшу по непонятным мне причинам: что их родители потеряли работу, что они были вынуждены сменить адрес, что они этого не хотят, но такова ситуация. Они эмигрировали. Я поддерживала связь с некоторыми из них какое-то время, но потом эта связь обрывалась.
Жан приехал в Варшаву только на каникулы в 69-м.
Прежде, чем это случилось, он присылал письма и фотографии – в том числе те, которые сейчас уже исторические, со времен майского студенческого бунта. У меня сохранилась еще такая одна: какая-то девушка сидит в отчаянье, с опущенными плечами, как кто-то ужасно уставший; на заднем плане какой-то мужчина, попавший в кадр, убегает под стеной, нa которой кто-то коряво написал текст „Que sont devenue les droits de l’homme?” (Что случилось с правами человека?).
Это было где-то в Париже, черт знает где…
У нас человек имел немного прав, зато имел много обязанностей по отношению к государству. После 68-го гайки закрутили. Если ты не поступил учиться, то пошел вон на работу или в армию. Если ты поступил, то тоже должен отплатить после получения диплома. На законной основе! Исключение – учеба в Художественной Академии. И то не конца.
***
Подписывайтесь на наш фейсбук
Я сдала экзамены в ХА и уже при поступлении должна была познакомиться с настоящей работой, в самом начале учебы. Собственно, тогда, в 1969 году, была введена рабочая практика. Один месяц летом.
В результате этого постмартовского постановления мы познали запах леса раньше, чем запах красок художественной студии. Только после успешной сдачи вступительных экзаменов в Художественную Академию счастливчиков отправляли на работу, о которой никто из нас даже не догадывался. Нас поселили где-то недалеко от Мронгова, на хуторе. Девочки спали на чердаке, мальчики - рядом, в палатках. Нам поручили работу в лесном питомнике. Каждое утро нас возили туда, где мы должны были пропалывать молодые посевы. К сожалению, мы не отличали благородные виды от сорняков и вырывали то, чего вырывать не надо было.
Приехал главный лесничий и зарыдал. Затем он запретил нам входить на территорию питомника, что было встречено со всеобщим энтузиазмом. Остальная производственная практика стала настоящим удовольствием, каникулами.
Через год для будущих художников была найдена практика, более подходящая к тому, чем они должны были заниматься в будущем: Пулавы, Азотные Заводы. На этот раз рабочий отель, А „малярское” задание – обновление лозунгов и надписей, oт полных угроз черных черепов на желтом фоне (Не входить! Не трогать! Опасно!) до баннеров, развешенных вдоль шоссе, с обещаниями выгод, доступных только в ПНР. Через год – тоже самое. Пулавы, Aзоты. Oбновление надписей. Я получила частный заказ: нa несмелую просьбу мастера, была выполнена в течении нескольких часов табличка с собачьей мордой и предупреждением „Острожно, злая собака”. На его частный забор.
