Особенностью стран, именуемых «коммунистическими», а когда-то «народной демократией», было то, что фактическая власть не обязательно совпадала с формальной. В конце 1981 года решающую роль в Польской Народной Республике сыграл Первый секретарь ЦК Польской объединенной рабочей партии, а также премьер-министр - генерал Войцех Ярузельский. Но «коллективным президентом» был Государственный совет, насчитывавший целых 17 членов. Ее председатель Хенрик Яблонский, бывший активист ППС, больше не играл никакой роли: в течение нескольких месяцев он находился вне ЦК Польской объединенной рабочей партии и ее Политбюро. Большинство членов совета также лишились своих партийных позиций во время т.н. Карнавала солидарности, например Тадеуш Витольд Млынчак от Демократической партии (бывший председатель) или Здислав Томал от Объединенной народной партии (бывший заместитель председателя). Самой важной фигурой был Казимеж Барциковский, секретарь ЦК Польской объединенной рабочей партии, формально только член совета.

Но в их руках было принятие решения: одобрить декреты о военном положении или нет. Объявите военное положение или приостановить его введение.

13 декабря, полночь

Мы знаем эти сцены по многим описаниям. Прямо пореди морозной снежной ночи. Стук в двери. Их открывают сонные люди, и в квартиры врываются милиционеры. Они говорят одеться и идти с ними. А задержанных активистов НСЗЗ "Солидарность" и других оппозиционных структур всё свозят и свозят в отделения милиции и отправляют в забитые камеры…

Здесь всё вначале выглядело так же. После полуночи кто-то позвонил в дверь квартиры Кристины Маршалек-Млыньчик. Эта активистка Демократической партии (SD) была вторым после Млынчака членом Государственного совета. И так же, как и бывший глава SD, в 1981 году потеряла высокий пост в партии — до этого была секретарем ЦК. Она подошла к двери. Вошли два офицера.

«Я была так напугана», — сказала она позже. «Я была уверена, что меня арестуют.

Но они показали ей какую-то бумагу и велели немедленно идти с ними.

То же самое произошло и с Рышардом Рейффом, президентом ассоциации «Pax», лицензированной государством организации «католиков-мирян». Он сам описал эти события в своих мемуарах. К нему на черной «Волге» приехали подполковник и майор. Рейфф открыл им дверь в пижаме и халате.

Подполковник показал ему бумагу. Сказал, что не может ему её дать; Рейфф должен читать её прочитать в его присутствии. Начальник «Pax» пошел за очками и наконец увидел принесенный им документ. Он предложил приехать на своей машине через полчаса, но подполковник возразил, сказав, что с доездом могут быть проблемы. Итак, Рейфф оделся и через некоторое время вышел из дома. А вскоре выяснилось, что целью его короткого ночного путешествия был Бельведер. Потому что Бельведер был резиденцией Государственного совета.

    Подписывайтесь на наш фейсбук  
  Присутствовали не все члены совета. Не хватало, среди прочих, Млынчака. Однако появились неожиданные гости — целых четыре генерала, в том числе Тадеуш Тучапский, секретарь Комитета национальной обороны и — как выяснилось позже — один из главных авторов положений о военном положении. Прибыл и заместитель министра юстиции.

Среди присутствующих было три группы. Первая — это те, кто прекрасно знал, что грядет, потому что они сами были организаторами этих событий: Барчиковский, Тучапский и некоторые другие, вероятно, также Яблонский. Вторая: мало значимые члены Польской объединенной рабочей партии, готовые, независимо от развития событий, безоговорочно поддерживать решения партийных властей. И третья: члены ZSL (ОНП), SD, беспартийные, в том числе так называемые светские католики. Их поведение оставалось неизвестным, и многое зависело от того, были ли они страшно напуганы. Но они всё ещё были в меньшинстве.

После 1:00

Встреча началась в час ночи. К сожалению, неизвестно, сохранилась ли где-нибудь стенографическая запись; в протоколе сказано мало, некоторый свет на ход встречи проливают воспоминания Райффа и Барчиковски, а автор этой статьи имел возможность поговорить с Кристиной Маршалек-Млынчик (она умерла в 2007 году). Таким образом, ход совещания был реконструирован и, возможно, не полностью соответствует тому, что произошло на самом деле.

Яблонский начал с объявления речи Тучапского. А тот выступил очень остро. Говрил, что положение в стране чрезвычайно серьёзное и контрреволюционные силы поднимают голову. Стране угрожают новые забастовки, подстрекаемые противником. Велика опасность беспорядков посреди зимы. Результатом, по его мнению, должна была стать полная дестабилизация государства. И тогда Тучапский заявил, что политики оказались не в состоянии контролировать кризис. Поэтому военные решили взять дело в свои руки. Генерал предложил совету принять постановление о введении военного положения и принять декреты, содержащие соответствующие правовые положения. В том числе и самый главный - декрет о военном положении. Здесь следует сказать, что члены Госсовета застали проекты этих документов лежащими на столе совещания. У них не было времени прочитать их даже бегло.

Затем слово взял Рышард Рейфф. Описания этого выступления есть в его воспоминаниях. Председатель "Pax" выразил протест против отказа от возможности решения конфликта политическим путём. Он убеждал, что, точно так же, как соглашения, подписанные в Гданьске, были успешными для обеих сторон, военное положение будет провалом для обеих сторон. И утверждал, что социальная энергия, проявленная рабочим классом, особенно молодым поколением, будет уничтожена военным положением. «Самый ценный капитал, который у нас есть, т. е. человеческая вовлечённость, будет перечеркнут», — сказал он, добавив, что социализм потеряет свою социальную базу, что неизбежно должно привести к углублению отрыва власти от общества. Рейфф также добавил, что армия встала на правильный путь, предприняв полевые операции в конце 1981 года. Этим она заслужила свой авторитет. «К сожалению, теперь она потеряет этот авторитет, пойдя против общества», — заключил он.

После того, как Рейф закончил свою речь, Тучапский совершенно неожиданно заявил, что целью ввода войск в поле боя является именно подготовка военного положения. Поэтому в дело вмешался Ян Щепанский, беспартийный профессор, социолог и бывший вице-президент Польской академии наук. Он предложил распустить и ПОРП (PZPR) - по его мнению, тогда был бы шанс, что военное положение удастся. Но Тучапский ответил, что этого нельзя сделать из-за конституционного положения о руководящей роли партии.

Также выступили несколько других членов правления. Бывший член Политбюро ЦК Польской объединенной рабочей партии Владислав Кручек призывал к единогласию, поскольку, по его мнению, если бы хотя бы один из присутствующих проголосовал против, это означало бы, что военное положение в первую очередь служит защите власти. Но Рейфф снова возражал, утверждая, что введение военного положения превратит шансы на победу в поражение. И указал, что военное положение будет стоить больших денег. В частности, он имел ввиду то, что разрыв экономического сотрудничества с Западом, могло полностью сорвать завершение начатых в предыдущие годы инвестиций.

Среди выступающих была Евгения Кемпара, активистка Польской объединенной рабочей партии и бывший глава Женской лиги. Ее речь, произнесенная в очень идеологическом тоне, была страстной защитой предложения ввести военное положение. Кемпара утверждала, что тот, кто выступает против военного положения, находится на стороне контрреволюции, на стороне сил, враждебных «народной отчизне». Она подчеркнула, что именно партия и только партия выражает волю рабочего класса. Только через партию рабочий класс реализует свою энергию. Она указывала, что утверждение о том, что социализм в Польше теряет свою социальную базу, является просто контрреволюционным тезисом. И по ее мнению, введение военного положения было правильным решением.

Барчиковский тоже говорил в том же тоне, но более спокойно и конкретно. Он с сожалением заявил, что политикам не удалось предотвратить серьёзный конфликт, в который погрузилась Польша. Поэтому, как он заявил, он решительно поддерживает проект декрета о военном положении, а также введение военного положения. И призвал к единодушию.

Но потом снова выступил проф. Щепански. Он сообщил, что члены совета получили проекты чрезвычайно важных постановлений, которые они даже не успели прочитать, чтобы ознакомиться с их содержанием. Он сказал, что не сможет проголосовать «за». А если военные хотят действовать, пусть действуют, но без законного разрешения. «Просто дайте им установить порядок», — сказал он.

Вновь присоединился Тучапский, указав, что боевые действия уже идут, солдаты взяли под контроль многие учреждения, задержаны лица, угрожающие правопорядку, как из числа врагов народной власти, так и занимавшие высокие посты в прошлом, но не справившиеся с задачами, которые были поставлены перед ними. И, по его мнению, только Государственный совет мог придать всей этой деятельности правовые рамки.

Также выступила Кристина Маршалек-Млынчик. Она сказала, что не знает, как голосовать, потому что у нее нет возможности связаться с руководством своей партии. Она предложила воздержаться. И тогда Яблонский резко отреагировал, назвав ее «деточкой». Заявил, что тут говорить вообще не о чем, а она вообще не должна возражать. «Я просто испугалась», — сказала она позже.

До 2.00

Затем выступил главный военный прокурор генерал Юзеф Шевчик. Он представил проект еще одного указа - об особом производстве по делам о преступлениях и проступках в период военного положения, вводящего, в частности, суммарное производство. Последующие проекты указов касались передачи некоторых дел военным судам и помиловании лиц, совершивших определенные преступления. И тогда Хенрик Яблонский приказал провести голосование. Рышард Рейфф проголосовал против, Ян Щепаньски воздержался, Кристина Маршалек-Млынчик вместе с другими членами проголосовала «за». Так завершилось самое важное заседание в истории Государственного Совета Польской Народной Республики. Оно длилось всего час.

Казимеж Барциковский был, вероятно, единственным членом совета, у которого была особая задача, поставленная Ярузельским, – отправиться к примасу Юзефу Глемпу и сообщить ему о военном положении. Остальные вернулись домой на милицейских машинах. По пути они наверняка видели солдат, бронетранспортеры и колонны милиции. Армия и милиция фактически приступили к своим действиям гораздо раньше, чем Государственный совет принял какие-либо решения, — уж точно ещё до полуночи.

Большинство членов совета оставались на своих должностях до конца срока, т.е. до ноября 1985 г. Рейфф был уволен со своей должности уже в 1982 г., в том же году ушёл с должности проф. Щепански. Кристина Маршалек-Млынчик была уволена через год. А на самом деле это было наказанием за их поведение в ночь на 13 декабря 1981 года.

После 1989 г. были предприняты попытки предать Государственному трибуналу членов Госсовета, голосовавших за декреты о военном положении. Факт был бесспорным: совет нарушал Конституцию Польской Народной Республики - он мог принимать декреты только вне сессий сейма, а такая сессия как раз шла. Однако в конечном итоге этого не произошло. С другой стороны, Конституционный суд в 2011 году признал декреты, принятые 13 декабря 1981 года, незаконными, противоречащими как Конституции Польской Народной Республики, так и Международному пакту о личных и политических правах 1966 года.

Почему собрание выглядело именно так – в общем, никак, без особых дискуссий, в основном одобряя то, что решили Ярузельский и его соратники? Прежде всего потому, что с момента создания Госсовета, т.е. с 1952 года, он был органом, лишь изображающим государственную власть. Потому что фактически этой властью был наделён другой орган – это было Политбюро ЦК Польской объединенной рабочей партии.

В добавок ко всему, в случае этого конкретного совета, принявшего решение о введении военного положения, - выборы его членов (проведенные вновь избранным сеймом) прошли в апреле 1980 г., т.е. за несколько месяцев до того августа. А потом многое изменилось, в том числе и руководство Польской объединенной рабочей партии и обеих «союзных партий». Несмотря на это, в совете произошло очень мало изменений — в декабре 1980 года сменился бывший первый секретарь ЦК Польской объединенной рабочей партии Эдуард Герек, а чуть ранее — бывший секретарь ЦК Здислав Жандаровский. Те, кто остался, кроме Барчиковского, избранного в совет в конце 1980-х годов, прекрасно знали, что больше не будут участвовать в принятии каких-либо ключевых решений. Они полностью вышли за их пределы.

Хотя на самом деле в 1 час ночи 13 декабря 1981 года они обладали огромной силой. И они ею воспользовались - так, как того хотели Войцех Ярузельский и его люди. Потому что так была устроена эта институция. Ей с самого начала не собирались давать ни капли самостоятельности.

—Петр Косциньский

TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

  —перевёл Кирилл Захаров