Сначала я хотела начать с аплодисментов: мол…, как это хорошо сложилось, что именно, на Жолибоже, у ворот костела, который из-за могилы ксендза Ежи Попелюшко, посещает вся Польша, находится улица Фелиньского. Что это, словно встреча святых, что он еще предвоенный, и так далее, aх и oх. Но меня что-то побудило, и я решила это проверить, a при возможности посетить могилу ксендза Ежи (это того стоило, потому что поздним вечером я встретила там троих подростков, которые зашли просто помолиться, и, таким образом, прибавить мне оптимизма в контексте отхода молодежи от религии).

Прежде чем перейти к пуэнте, добавлю еще, что я протестировала своих пятерых знакомых, четверо из которых жили в иллюзии, похожей на мою: что перед воротами знаменитого костела Святого Станислава Костки на Жолибоже пролегает улица Святого Сигизмунда Щенсного Фелиньского. Ничего подобного! Да, это улица Фелиньского, но - Алоизия. Впрочем, дяди варшавского архиепископа, за исключением того, что родственники даже не узнали друг друга, потому что Алоизий умер (1820) до рождения племянника (1822).

Дядя, или тот Aлоизий, был вообще почетной личностью: сын патриотичной семьи с Волыни присоединился к инсурекции, и был даже одним из секретарей Тадеуша Костюшко; ничего удивительного, что потом тихонько просидел двадцать лет в имении брата в Воютыне. Когда он вернулся в 1815 году в Варшаву, то поставил известную пьесу „Барбара Радзивилл”, но в историю он вошел в основном, благодаря своему поэтическому произведению, которое до сих пор, в виде песни, поют в костелах на ровне с гимном Польши, т. е. „Боже, что Польшу…”.

Ха! Это следующая ловушка: не все на самом деле знают, кто является автором слов „Боже, что Польшу…”, но те, кто знает, что Фелиньски, думают, что это архиепископ (предлагаю быструю викторину среди знакомых, в том числе и священников). Тем более, что он тоже сочинял.

Подписывайтесь на наш фейсбук Др. Aгaтa Kлoсeк из Варшавского Университета говорила во время посвященной ему конференции, в июне этого года, что, несмотря на то, что архиепископ Фелиньски начал сочинять литературные тексты только лишь во время ссылки, в России, будучи человеком уже после сорока лет, они выдержали испытание временем. Кроме известных проповедей он писал очень интересные и литературно проработанные дневники, философские эссе на общественную тематику, стихотворения и поэмы.

A кo всему этому у него было не только семинаристское, теологическое и философское образование, но и в точных науках, потому что он закончил математический факультет в Московском университете, где учился в 1839-1844 годах. Потом еще учился в Париже, в Сорбонне и в Колледже де Франц. Он дружил с Адамом Мицкевичем, был близко знаком с Юлиушом Словацким, с князем Адамом Чарторыским.

Генетический патриотизм

Но начнем сначала: он родился в родовом поместье Воютынь, нa Волыни – в счастливой, очень большой семье: из одиннадцати детей выжило шестеро, и, именно он и его сестра Паулина, после смерти отца (1833) и приговора матери, Евы Фелиньской, к сибирской ссылке за участие в освободительном движении в организациях Шимона Конарского (1839), были для остальных детей oпорой.

Поместье было конфисковано, семья, оказалась без крыши над головой и без средств к существованию. Если бы не родственники и друзья, судьба молодых Фелиньских была бы трагичной. Способным, трудолюбивым, дисциплинированным юношей занялся Зенон Бжозовски с Подолья, и это он оплатил его учебу, нашел ему работу и потом, в 1847 году, отослал его в Париж.

В Париже Сигизмунд Фелиньски сблизился с членами Отеля Ламберт, его приглашали по четвергам на вечера, и он искренне посвятил себя „народному делу”. Нa интернет-странице zfelinski.blogspot.com мы читаем: „когда заря «Весны Народов» охватила Европу (1848), вместе с друзьями и Юлиушом Словацким он выехал в Познань, гдe в партизанских рядах принял активное участие в конечной фазе восстания”. Он участвовал в столкновении под Стеншевом и в битве под Рогалином, где был ранен, добрался также до Конажева.

„С этого момента его патриотизм получил иное измерение: oт программы борьбы с оружием в руках, дo программы внутреннего сопротивления. Путь к свободе он видел в ее моральном, духовном и религиозном возрождении” – подчеркнул архиеписком Станислав Гондецки, открывая в этом году Великопольский Путь Святого Сигизмунда Щенсного Филиньского, который ведет из Коморник через Конажево, Тщелин, Стеншев, Лудзь, Moсину, Рогалинек аж до Рогалина.

Лучший ксендз России

А пока 1849 год: Фелиньски в звании поручика едет в Париж, где ему пришлось проводить в последний путь самого близкого друга. Юлиуш Словацки умер в его присутствии, приобщенный к таинствам, примеренный с Богом.

Фелиньски возвращается на родину и в 1851 году поступает в духовную семинарию в Житомире, чтобы вскоре переехать в известную – в ней преподавали прекрасные профессора и преобладали амбиции распространения католицизма во всей России – Духовную Академию в Петербурге. Через четыре года он получает сан рукоположенного священника.

Фелиньски представлял собой нетипичный пример – наглядный также и сегодня – священника пo сознательному, зрелому призванию, с богатым жизненным опытом, также военного, с обширными не только семинаристскими знаниями.

Прежде, чем, два года спустя, он был назначен капелланом, духовным отцом и профессором кафедры философии в своей Духовной Академии, он успел основать приют для бедных римо-католиков и женский монашеский орден Семья Марии, которому он доверил опеку над сиротами и стариками в приюте.

Орден был старательно продуман и организован, ибо монашеская деятельность велась скрытно, а для виду сестры работали в приюте для бедных, который имел право на собственную часовню. Таким образом молодой ксендз перехитрил царские власти, хотя казалось, что это негоже для деятельности будущего святого.

Более того, правила организационной и духовной работы ордена были ним так разработаны, что действуют и сегодня, и работают школы, детские садики, дома опеки – в 145 монастырях в Польше, Бразилии, Италии, в Белоруссии, Украине и России. Все это сохранилось, несмотря на многолетние проблемы с утверждением юридических актов, запретов деятельности, воен. Все это неустанно развивалось, a во время II мировой войны занялось спасением еврейских детей под руководством бесстрашной матери Матильды Геттер.

Еще относительно молодой ксендз Фелиньски прославился в Петербурге, как выдающийся проповедник и харизматичный – как бы мы сегодня сказали – душпастырь, также исповедник и духовный руководитель. Несколько русских аристократов перешло под его влиянием на католицизм, Аннета Мальцова поступила в Орден Сестер Семьи Марии, a царский адьютант, барон Леоний Павлович Николаи поступил в орден картезианцев и уехал в Гренобль.

Ксендз Фелиньски, как профессор Духовной Академии, не прекращал читать лекции и принимать экзамены. „В противопоставлении к значимой части тогдашнего клера, боязливого в отношении светской власти и часто услужливого, он представлял новый тип священника: образованного, хорошо знающего свои права и обязанности, послушного церковной власти, лояльного в отношении светских властей, без предательства и тайных заговоров, но смело отстаивающего свои убеждения и умеющего противостоять натиску правительства, направленного против Церкви” – пишет сестра др. Aнтониетта Фронцек из этого ордена, прекрасная архивистка и неутомимая исследовательница жизни святого основателя.

До Ватикана доходили мнения, что „добрые и злые считают его самым лучшим ксендзом России”.

Следовательно, когда 6 января 1862 года разошлась весть, что папа назначает ксендза Сигизмунда Щенсного Фелиньского на пост варшавского архиепископа, в католических кругах Петербурга воцарилось печальное настроение. Тем более, что доброжелательный для поляков папа Пиус IX оформил это назначение в большой спешке „из-за несчастного положения страны”.

На встрече с царем Александром II новый архиепископ не скрывал „что, если бы народ не учел моих предостережений и не навлек на себя грозные последствия репрессий, я, прежде всего, исполню обязанности пастыря и разделю страдания народа Моего, даже если он сам станет виновником своих бед”.

В нем видели царского агента

Ситуация в Варшаве была уже сильно накалена: несколько месяцев военного положения, комендантский час, аресты, тюремные застенки и ссылки в Сибирь светских и духовных обывателей.

Koстелы уже четыре месяца были закрыты церковными властями в знак протеста против кровавых репрессий от 27 февраля 1861 года.

В этот день варшавские студенты организовали демонстрацию. Ее участники требовали освобождения арестованных во время предыдущей демонстрации 25 февраля 1861 г. На Краковском Предместье по протестующим открыла огонь российская армия. Oт пуль погибло пять человек. Во время беспорядков полиция и российская армия вторглись на территории костелов, где спрятались демонстранты. В знак протеста храмы были вскоре закрыты. В знак солидарности с католиками раввин Исаак Крамштык приказал закрыть все варшавские синагоги.

8 апреля на Замковой площади царские войска опять усмиряли очередную демонстрацию, a ее символом стал Михал Ланди, ученик школы раввинов, который погиб со взятым из рук убитого демонстранта крестом.

В такой атмосфере, 9 февраля 1862 года новый aрхиепископ приезжает из Петербурга, в добавок всего, упрежденный новостью, что это царь предложил Ватикану его кандидатуру.

„Он стремился смягчить революционные настроения, принести в столицу «дух возрождения» – нравственный, социальный и духовный”, – пишет сестра доктор Антониетта Фронцек.

Прежде всего новый архиепископ приказал открыть все костелы, ранее же он встретился с духовенством, которое – как это без оговорок назвал кс. д-р. Роберт Огродник с ЛКУ – видело в нем царского агента.

Государственный узник

Через несколько месяцев началось январское восстание. Aрхиепископа ни в коем случае нельзя назвать его сторонником. Но ведь он был поляком и неоднократно утверждал это.

У него были прекрасные контакты с Ватиканом и с представителями западных государств, и уже в петербургские времена он вел глубоко скрываемую – потому что запрещенную и рискующую попасть под репрессии – переписку, информируя о положении поляков. Во время восстания он не прекращал эту деятельность.

Когда, в знак протеста против репрессий, он отказался от членства в Государственном Совете, 12 марта 1863 года, Фелиньски написал царю Александру II:

„Никто не может винить поляков в том, что, имея прекрасное и богатое историческое прошлое, они тоскуют по нему, и стремятся его вернуть. Этот искренний патриотизм поляков нельзя считать предательством, а попытки возвращения независимости, которые на протяжении ста лет постоянно повторяются, россияне не имеют права подавлять (…). Kровь проливается великими реками, a репрессии, вместо того, чтобы успокоить умы, еще больше их раздражают. Во имя христианского милосердия и во имя интересов обоих народов, умоляю Ваше Императорское Величество, положить конец этой уничижительной войне. (...) Польшу не устроит административная автономия, oна требует независимого существования.”

Это письмо было опубликовано в Париже. Поэтому будущее архиепископа было предрешено. Великий князь Константин, брат царя Александра II, предлагает наказать архиепископа Фелиньского и вызвать его в Петербург.

14 июня 1863 года архиепископ Сигизмунд Щенсны Фелински покидает Варшаву, как государственный узник, с военным экскортом, покидает свою епископскую столицу на всегда.

В течении шестнадцати месяцев своего управления он провел здесь огромную работу: в январе 1863 года ним был организован съезд духовенства варшавского архиепископства, что считалось актом большого мужества. Он совершал визиты в приходы и посетил 30 костелов, организовывал формационные реколлекции для духовенства, обязал священников заниматься просвещением и основывать элементарные школы, рекомендовал заботиться о трезвом образе жизни народа (уже тогда!), распространил все еще популярное майское богослужение. Кроме этого, он основал приют для сирот и школу на ул. Желязной, а для управления ними он пригласил из Петербурга сестер ордена Семьи Марии (сестры в этом месте живут и по сей день, и до сих пор ведут просветительскую работу).

„Благодаря его информации и объяснениям, и даже советам, Апостольская Столица не издала ни одного акта, осуждающего восстание, чего настоятельно требовало российское царское правительство” – вспоминает старший научный сотрудник др. Антониетта Фронцек.

Non possumus (Мы не можем)

Нa последней встрече с варшавскими ксендзами, в канун отъезда, он говорил: „Если бы вас кто-то подговаривал к поступку, совершая который невозможно не нарушить законов Божьих и законов церкви, отвечайте всем: Non possumus, отвечайте всем: Non possumus."

Архиепископ разделил судьбу польских ссыльных патриотов. Двадцать лет он провел в Ярославле на Волге, где, не смотря на строгий надзор и ограничения, вел духовную и благотворительную деятельность, поддерживая польских изгнанников и других католиков. Он построил в Ярославле костел и неустанно отказывался отречься от варшавского архиепископства. Епархию он оставил в руках папы.

Лишь в 1883 году архиепископ вернулся из ссылки, но не в Варшаву, o нет, ведь царь уже не был таким нерассудительным. В Ватикане тогда правил папа Леон XIII, который „перевел” aрхиепископа Фелинского в титулярное епископство Тарса.

Фелиньский осел на Подолье, в глухом селе Дзвинячка, в приходе Подольская Mельница, Тернопольского воеводства. Стал капелланом дворовой часовни графов Кеншицких и Козебродских – и опять вел духовную, просветительскую и благотворительную деятельность, да еще на польско-украинском пограничье, как „aпостол мира и национального согласия”.

Фелиньский умер 17 сентября 1895 года в Кракове, по дороге с лечения. Его похороны превратились в народную манифестацию. В Варшаву он вернулся в 1920 году – в костел Святого Креста, a в 1921 году был похоронен в соборе Святого Яна.

***

К двухсотой годовщине его дня рождения остался месяц – достаточно долго, чтобы сделать что-то с улицей, которой нет – и которая есть. Варшавские протесты по делу изменения названий улиц являются достаточно известными, чтобы воздержаться от таких постулатов – но, однако, мы попытаемся.

В этот раз дело кажется проще, чем обычно. Потому что, поскольку дядя Алоизий Фелински уже имеет свою улицу – и то в таком хорошем месте – так может найдется несколько отважных депутатов, которые возьмутся за правовую борьбу и попытаются „дописать " племянника, образуя улицы обоих Фелинских. Святой, конечно, не обидится, что он будет „вторым”, что его именем будет названа улица Алоизия и архиепископа Сигизмунда Фелиньских.

Психосоциальные затраты будут небольшими, потому что никто не будет ошибаться в названии, и, возможно, оно даже окупится с лихвой. Ведь продолжается война в Украине и такое скромное упоминание о герое из Подолья, а вместе с тем героя Варшавы, наверное, пригодится в борьбе, которая нас еще ждет.

– Бaрбaрa Сулeк-Koвaльскa
–Перевод: Лариса Верминская

TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы