Романтика авиапутешествий – a еще нa Далеком Севере! – расчувствовать может всех: самое лучшее доказательство этому – наш классик, Януш Мейснер, который - вернувшись из туманной Англии на народную родину в 1946 году, быстро прекратил писать об "Укусах Геновефы" и занялся солидной, соцреалистической прозой, повествующей о лучшей в мире советской санитарной авиации, которая на ледяном ветру и во мраке полярной ночи преодолевает сотни километров из-за сложных случаев арктического столбняка («На Таймыре умирает человек», МО, 1952).

Но чего стоят подвиги лейтенанта Гонара по сравнению с подвигами пяти советских авиатранспортных полков, которые переправляли истребители и загруженные под завязку транспортные самолеты из Фэрбенкса на Аляске, до Красноярска и далее на фронт? Это гигантский путь, скупо описанный в анналах Второй мировой войны. О плавании в «жестоком море» (по Северной Атлантике из США в Великобританию, в Ледовитом океане из США, а со временем и из Великобритании в СССР) помнят все. Помнятся сбросы над оккупированной Европой, «иранский маршрут», по которому поставки шли на север из портов британского Ирака и Индии. А вот маршрут с Аляски в Сибирь («АЛСИБ»), запущенный восемьдесят лет назад, 29 сентября 1942 года, помнят только военные историки.

Остановка Аляска, остановка Якутск

A ведь это было необычное мероприятие. Маршрут АЛСИБ от Фэрбенкса на Аляске до Красноярска составлял 6500 км, из которых более пяти тысяч нужно лететь над советской территорией. Чтобы перелететь с американских заводов на фронт, самолету нужно было преодолеть более 15 тысяч километров. В те времена не могло быть и речи о полетах на такие расстояния, трасса была поделена на пять отрезков: первый советский полк перебрасывал самолеты из Фэрбенкса до якутского аэропорта Уэлкал под Aнадырем, другие обслуживали отрезки Анадырь – Сеймчан, Сеймчан – Якутск, Якутск – Киренск и далее уже до Красноярска… Подписывайтесь на наш фейсбук
Беспокоясь о запасных трассах и аэродромах на территории Сибири, Советы в то время построили в общем 16 аэродромов, три радиолокационных станции, сеть ангаров, складов топлива, отели и учебные центры. Успехи гражданской авиации на Дальнем Востоке, один из лейтмотивов советской послевоенной пропаганды, в значительной мере выросли, благодаря структуре, запроектированной ненавистными янками.

A какое движение было на трассе! В 1942-1945 годах из Фэрбенкса в СССР было переброшено почти восемь тысяч самолетов. Колымские зэки только головы задирали: 729 бомбардировщиков В-25, 2396 истребителей Р-63, 2616 - Р38, 707 штук крупнейших на тот момент транспортных самолетов Си-47.

A ведь они не летали пустыми. Летали виллисы и (в запчастях) локомотивы, станки и бетономешалки, швейные и пишущие машинки, канцтовары и запалы для противотанковых мин, порошкообразные и замороженные яйца, хирургические иглы и тушенка с чикагских скотобоен, а также послы Максим Литвинов и Анатолий Громыко. И, как подают нам хроники, 506 тонн слюды (для изоляторов).

Случались катастрофы. Точнее - 279, из них 39 катастроф, в которых погиб весь экипаж. Кроме того, почти сотня вынужденных посадок (треск сломанных сосен, зеки снова задирают головы). 49 крупных аварий — и эта статистика не учитывает вынужденных простоев в Фэрбенксе, где советские инспекторы наблюдения имели претензии к американскому персоналу, трактуя каждую царапину на балластах, как саботаж.

Но также и вознаграждения тоже были солидные: за перегон истребителя по трассе Анадырь – Сеймчан и дальше, до Якутска, пилот получал от 700 рублей и освобождение от обязательного военного займа, радиотелеграфист – 450 рублей. Поэтому летали на перегонки, прежде, чем должен наступить этап вручения орденов. A их тоже посыпалось немало: пять авиационных полков были награждены орденом Красного Знамени.

Ура за Рузвельта!

A ведь так не должно было быть, потому что – как это прекрасно описывает Петр Заремба в своем самом новом томе истории Соединенных Штатов Америки – вся концепция предоставления военного займа (название займа, де-факто пожертвование) также Советскому Союзу сильно оспаривалась и оспаривалась значительной частью американцев, независимо от их разделения на партии.

Однако, когда было принято решение о ленд-лизе для дядюшки Джо - США решили сделать все возможное. Мы вкратце изложили инвентарный список выше, но к этому мы должны также добавить постановления, имеющие решающее значение для американской военной промышленности во время войны, и - открытие в Фэрбенксе, пока еще сонном аляскинском городке, гигантской перевалочной базы, где обитало несколько сотен служащих советского летного, переводческого, инженерного и разведывательного состава.

Отсюда и такой несколько надменный тон с моей стороны, ибо решение оказалось столь же великодушным, сколь и наивным.

Гори ясным пламенем, база в Фэрбенксе, хотя, возможно, ей следует уделить немного больше внимания, чем до сих пор уделяли историки. Отчеты, собранные в одном из немногих полулюбительских изданий, связанных с АЛСИБом, Трубопровод в Россию (Анкорад, 2016), умелительны, предсказуемы и комичны.

Местных звероловов и инженеров, обычно весьма преклонного возраста, в первом десятилетии XXI века опрашивал автор книги Александр (Саша) Долицкий (своеобразный персонаж: политэмигрант с 1981 г., взявший на себя руководство исследованиями по российскому и советскому пребыванию на Аляске в ведущих университетах этого штата). Советские военные были веселые, хамоватые, сильно замкнутые, если речь заходила об описании своей родины, зато – с душой, открытой настежь, когда говорилось о братстве по оружию.

Toсты за главнокомандующих произносились по их инициативе – Бурбон пился стаканами. „Ура! За Сталина! Ура! За Рузвельта!” – раздавалось под низким небом в дни, когда <и>пурга с Беренгова пролива делала погоду нелетной. „Как местные, так и пилоты американской армии, за воротник не заливали – рассказывает Билл Шоппе, авиамеханик-пенсионер – но то, как себя вели советские пилоты, каждый раз вводило нас в ступор. Они сидели за столом вчетвером-вшестером и, как правило, выпивали от пяти до семи кварт (1 кварта – ок. 980 мл жидкости) Бурбона – после чего собирались в полет”.

Если пурга длилась дольше – тогда они пускались вприсядку. На фотографиях из казино, воспроизведенных в книге, можно увидеть пары, танцующие гопак, кружащиеся в малороссийских обертанках, или младших офицеров, витиевато выделывающих ногами казачка. При этом они задавали шику. „Нас поражало количество парфюмерии, которое они выливали на себя (это опять Шоппе): мы часто сидели только в мужском обществе, возле камина, рассуждая о технике полетов – oни же выливали на себя женские духи просто из бутылочек. Мы не знали, что об этом думать”. Однако речь не шла о продолжении отношений; как далее добавляет два предложения автор описания в образе сдержанного преуменьшения, „может это возникало в связи с фактом, что – как мы заметили – они не знали aнтиперспирантов”.

Сделаны по серому

Антиперспирантов они не знали, но знали торговую стоимость других товаров, в Анкоридже быстро исчез аспирин, наперстки, швейные иглы, и - галантерея советских офицеров - колготки, чулки и женское белье: галантерейные магазины брались штурмом.

Процветали также дружеские отношения, Шоппе, простодушный летчик, вспоминает до сих пор симпатичные воскресные вечера в доме „капитана Губина”, дружелюбного великана, который осел в Анкоридже с женой и двумя детьми, гигантские порции бульона и говяжий язык в сером соусе, который подавала подруга Губина – и с перспективы нескольких десятков лет немного трогает тот факт, что капитан Губин (как наверное большинство обитателей базы) оказался, в свете послевоенных расследований ЦРУ, агентом СМЕРШа и военной разведки.

Потому что разведывательная работа была почти такой же масштабной, как и торговля подвязками. Президент Франклин Д. Рузвельт, де-факто, дал согласие на создание экстерриториальной советской военной базы на территории США (Губина пригласила нас на обед, но американской стороне запретили входить в ангары, административные здания и советские казармы). Да, Фэрбенкс довольно далеко от Нью-Йорка и Вашингтона, что было преимуществом, но отправная точка была отличной.

Часть военных историков (это только предположения; соответствующие американские документы не были еще рассекречены) имеет мнение, что именно через Аляску по „воздушному мосту” в Москву попали особенности Manhattan Project, т.е. работ над созданием первой атомной бомбы; почти наверняка через этот «мост» были переданы в СССР украденные с вашингтонской фабрики производства ценных бумаг, списанные на металлолом матрицы, служащие для печатания банкнот…

Как говорят о шпионаже: «Там, где два Совета, три шпионских сети», — гласит старая аляскинская пословица, — риск был частью стоимости переброски по воздуху, и, в конце концов, не все американцы в Фэрбенксе были такими наивными, как Билл Шоппе. Значительно больше обременяет администрацию Рузвельта нечто иное: факт, что, сначала проектируя Ленд-Лиз, администрация не придала значения контролю над реальным предназначением, дислокацией, эксплуатацией и использованием присылаемого вооружения.

Виллис генерала

Виллисы, станки и тушенку отправляли (беспошлинно) на транспортных бортах Си-47, в люки истребителей запихивали иглы, запалы и пенициллин. А потом что? Немногочисленный американский дипломатический персонал в Москве не то, что не был допущен на склады: его не информировали о графике и количестве поставок. Лаконичная (с течением времени, все более и более емкая) благодарность за "подаренную технику, уничтоженную на полях сражений, способствовавшую победе" - вот собственно и вся советская отчетность.

Вскоре после войны ее сменили обиды: еще в 1962 году генсек Никита Хрущев заявил в выступлении на съезде КПСС, что «во время Второй мировой войны американские монополисты заработали на поставках оборудования миллиарды долларов. Они спаслись на крови советских людей!»

С пролитой кровью советских людей тоже не совсем все ясно. Какой процент отгруженной из США военной техники ушел на фронт, а какой процент - на склады, с извращенной мыслью использовать ее в последующих противостояниях? B-25 действительно пополнили советский воздушный флот, почти лишенный бомбардировщиков. Виллисы буксовали в болоте, na дорогах I и II Белорусского фронтов – что старшее поколение помнит по фотографиям или из фильма „Четыре танкиста и собака”. Ну, а остальные?

Американские ветераны Корейской войны (1950-1953 гг.) с изумлением вспоминали джипы и легкие танки, на которых их атаковали корейцы и «китайские добровольцы», хорошо оборудованные (и странно знакомые) корейские узлы связи и полевые госпитали…

В дни, когда всех поражают памятники техники, извлеченные из пустых складов российской армии, мне интересно, возможно ли, чтобы какая-нибудь ракета из переданных Украине пусковых установок HIMARS попала в броню штабной машины, прилетевшей в Красноярск из Фэрбенкса восемдесят лет назад. И будет ли такой случай считаться братоубийственным выстрелом, <и>огнём по своим<и>?

-Войцех Станиславски
–Перевод: Лариса Верминская

TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы