9 сентября 1939 года началась битва на Бзуре, единственное в сентябрьской кампании сражение высшего уровня, наступление на вермахт. Надежды были разбиты польским поражением 18 сентября, не помешает добавить, что утром 17 сентября Красная Армия вошла на территорию Речипосполитой. Несмотря на еще оборонявшиеся части, война уже была окончена.

Стратегическая инициатива Польской Армии на Бзуре не могла иметь лучшего результата, чем тот, который имел место. Не до конца сформированная армия была атакована одновременно с запада, севера и юга противником, который имел огромное преимущество в артиллерии, бронетехнике, авиации и средствах связи. Разве можно было предвидеть такой поворот событий?

Наиболее проницательные дипломаты и политики могли предвидеть сентябрьское поражение, но их было очень мало, и к этим немногим никто не прислушался. Министр иностранных дел ІІ Речипосполитой, Юзеф Бек, похоже, не допускал возможности военного конфликта с Германией, по крайней мере, в 1939 году. Ведь Польша была защищена свежими гарантиями помощи, представленными в речи премьер-министра британского правительства в Палате Общин в апреле 1939 года. Невилл Чемберлен сказал, что он также выступает — после соответствующих договоренностей — от имени Франции, с которой у Польши уже было соглашение от 1921 года.

Великобритания и Франция имели репутацию, особенно в Польше, победоносных империй, поэтому только сумасшедший и самоубийца – a Гитлер еще не имел такой репутации – решился бы воевать на два фронта. Тем более, что в Германии еще помнили о проигранной войне на два фронта в 1918 году. То есть, Польша была застрахована от нападения своей проницательной внешней политикой.

Однако Германии, на самом деле, война на два фронта не грозила Полная пацифистских настроений Франция чувствовала себя в безопасности зa линией Мажино (Линия Мажино — система французских укреплений на границе с Германией от Бельфора до Лонгийона. Была построена в 1928 —1936 годах по пред¬ло¬же¬нию Ко-мис¬сии по при¬гра¬нич¬ным ук¬ре¬п¬ле¬ни¬ям под руководством во¬енного министра Фран¬ции. (пр. пер.), a у заморской Англии почти не было сухопутных войск, которые она бы могла использовать в Европе. Французы, обладая вооруженными силами с такими же возможностями, как и немецкая армия, не хотели умирать за Гданьск; почти через год оказалось, что не захотели также умирать и за Париж. С кем этот Бек договорился, можно только догадываться, и почему он не предвидел опасности?

В ПНР министр Бек клеймился в прессе, его обвиняли в сентябрьском поражении, историография же и пропаганда ПНР указывали вместо избранной тактики, которая опиралась на бумажные гарантии, „единственно правильный” путь – Советский Союз, с которым мы должны заключить договор против Германии, что нужно было понимать, как приглашение Красной Армии в Польшу. То есть, обеспечить себе статус сателлита России еще за шесть лет до появления ПНР. Для коммуниста это было идеальным решением, но в Польше не было большого количества коммунистов. Для поляков союз с Советами был смерти подобен, и никто серьезный не думал об этом.

Moжно утверждать, что Юзеф Бек сделал все, что было в его силах, в обстоятельствах, в каких ему пришлось действовать, и что известно, как это закончилось. Но министра критиковали не только в ПНР, где ІІ Речьпосполитая была лишена почтения и веры, но также и в кругах польской политической эмиграции. Ведь следствие его политики -это более пяти миллионов человеческих жертв, концентрационные лагеря, уличные облавы, принудительные работы, невиданный в истории оккупационный террор, пацификация и выселение целых регионов Польши, гекатомба Варшавского Восстания и полное уничтожение столицы, а также – в среднем – советская оккупация Польши после войны на долгие десятилетия.

В последнее десятилетие в Польше стала популярной альтернативная история, и из ее наработок можно узнать, что было бы, если бы Юзеф Бек заключил союз с Гитлером. Шокирующе до невозможного? Kритики такой опции не могут не думать о Гитлере, как об одном из величайших преступников в истории человечества. Но в 1938 или 1939 году это был еще не тот Гитлер. Он был диктатором и антисемитом, но еще не был массовым убийцей, каким мы его знаем из истории. Может, достаточно было просто заткнуть нос во имя реал-политик (Realpolitik)?

В хорошо задокументированной и часто читаемой книге „Пакт Риббентроп – Бек” Петр Зыхович негативно характеризует Бека за то, что тот сделал ставку на Францию и Англию. Он поступил, как министр империи, которой Польша не являлась, и отказал Гитлеру в получении Гданьска и автострады, а также железнодорожной линии до Восточной Пруссии через Приморье. Зыхович понимает, это бы был вассалитет государства, но лучше потеря полной суверенности, чем независимости, что и произошло потом с Польшей.

A все могло быть иначе. Маршал Юзеф Пилсудский, еще когда Гитлер не был у власти, но уже этого следовало ожидать, отправил к нему посланника с исследовательской миссией. Результатами переговоров Маршал был доволен, при том, что Веймарская Республика была настроена против Польши. Она требовала вернуть обратно земли прусской аннексии, и военное сотрудничество с Советами было ужесточено, что очень беспокоило Пилсудского. Если о Польше писали в прессе, тo исключительно негативно, a сатирический периодик „Kladderadatsch” на рисунках представлял поляков в виде насекомых. Хуже в мирное время уже не нельзя было вообразить. Веймарские канцлеры воспринимали Польшу, как сезонное государство, которое в интересах Германии, и даже всей Европы должно исчезнуть.

Гитлер получил власть в 1933 году. Уже в 1934 году он подписал с Польшей пакт о ненападении сроком нa 10 лет, a в высказываниях фюрера III Рейха на тему Польши появились дружественные, по крайней мере нейтральные акценты, невозможные во время Веймарской Республики, в „Kladderadatsch” поляки обрели человеческие черты, a главный орган нацистов, „Народный Наблюдатель” (Volkischer Beobahter) уважительно писал о Пилсудском. На его похороны в 1935 году приехал Герман Геринг (второе лицо в государстве), a Aдольф Гитлер организовал помпезные поминальные торжества в Берлине.

Откуда эта идиллия? Гитлер на протяжении многих лет не хотел завоевать Польшу, но лишь сделать из нее союзника. Война должна была начаться с Франции, дружелюбная Польша должна была защищать III Рейх от возможного советского удара, a через короткое время после победоносной военной кампании немецко-польские войска прошлись бы парадом по Москве. После победы Советского Союза – как считает Зыхович – немцы бы стали проигрывать у американцев и англичан. На Западе Польша бы сменила союзников и оказалась бы в лагере победителей во II Мировой войне. Полная независимость Польши была возможна только после победы над обоими врагами, a представленный в книге сценарий был этой единственной возможностью.

Почему Бек этого не понимал и не согласился в 1938 году отдать Гданьск – ведь и так это немецкий город – а также автостраду и не присоединился к антикоминтерновскому пакту, что было продолжением требований Гитлера? Если бы он это понял, то история Европы и даже мира выглядела бы иначе. Не было бы ПНР и соцлагеря, не было бы также экспансии коммунизма на мировой арене, потому что не было бы Советского Союза…

В Польше не было бы жертв и потерь, и не было бы Холокоста. Даже, если бы Германия могла противостоять Польше после замены союзников и прибегнуть к интервенции, тo через несколько лет, прежде чем началась оккупация, количество потерь и жертв могло быть меньше, чем было в реальности. Это Юзеф Бек из-за своей недальновидности стал настоящим гробовщиком версальского порядка, который установился после I Мировой войны…

Реал-политик требует избавиться от чувств и сантиментов, она считается с хитростью и силой, a государства имеют интересы только для собственной защиты. А в это время Юзеф Бек заявил – уже после возобновленных немецких предложений по делу Гданьска 5 мая 1939 года, во время выступления в Сейме, в котором он говорил:

„ Я слышу требование о присоединении Гданьска к Рейху, когда не получаю ответа на наше предложение, представленное 26 марта, чтобы совместно гарантировать существование и права Вольного Города, а затем узнаю, что оно было отмечено отказом в проведении переговоров - я должен задать себе вопрос: о чем все это? О свободе ли немецкого населения Гданьска, которому ничего не угрожает, или о престижных делах, или о отнятии у Польши Балтийского моря, которое у Польши не отнять!”

Ведь во II РП в популярной песенке пелось:

Moре, наше море,
Мы будем тебя верно охранять!
У нас приказ держаться,
Или на дно, на дно твое лечь,
Или гордо на дно лечь.

Вероятно, из-за этого убеждения министр Бек продолжил свою речь в Сейме:

„Мир — это драгоценная и желанная вещь. Наша генерация, истекающая кровью в войнах, безусловно, заслуживает мира. Но, как почти все в мире, у мира есть цена, высокая, но измеримая цена. Мы в Польше не знаем понятия мира любой ценой. Есть только одна вещь в жизни людей, народов и государств, которая не имеет цены. Этой вещью является честь.”

У государств нет чести, а есть только интересы, a обязанность государственной власти им служить. В интересах поляков было выжить в неумолимо приближающейся войне, а как можно на что-то рассчитывать на Востоке, повторяет до тошноты Петр Зыхович. Kнига отвечает на ожидаемые в минуту ее написания обвинения. После войны к нам относились не хуже, чем к Италии. Венгрию и Румынию, хотя они были сателлитами III Рейха ожидала судьба не хуже нашей – лагерь социалистических государств.

Что касается Холокоста, то существуют подсчеты профессора Тимоти Снайдера, которые показывают, что в странах, в той или иной степени подвергавшихся немецкому влиянию, но сохранивших государственность, в среднем выжил каждый второй еврей, в странах, находящихся под оккупацией, - каждый двадцатый.

Поэтому необходимо было стать вассальным, но независимым государством. Дуче Бенито Муссолини до оккупации Италии не выдавал евреев ІІІ Рейху. Точно так же действовали регент-адмирал Миклош Хорти в Венгрии и премьер-министр Румынии Ион Антонеску. Гитлер уважал обособленность своих союзников до тех пор, пока они были его союзниками, и также трудно представить, что какие-то подразделения «Мертвой Головы» строят лагеря смерти в союзной Польше, или айзатцгруппы, следующие за польскими участками восточного фронта.

Те и иные аргументы Петра Зыховича прекрасно читаются, аж сердце радуется. Могли ли мы измениться в подходящий момент, как Венгрия и Италия? Вступили бы США в войну в Европе перед лицом немецко-польского блицкрига на Востоке, или так и остались бы в изоляционизме и создали с нашей помощью тысячелетний Третий Рейх от Атлантики до Урала и «мы бы пасли коров для немцев на Урале», как уже сказал Юзеф Бек, интернированный в Румынии. Для большего реализма нужно добавить, что после изобретения атомного оружия (август 1945 года) США могли бы вступить в войну с могущественным Рейхом, имея возможность превратить Берлин в очень большую Хиросиму.

A как Бек мог присоединить Польшу к антикоминтерновскому пакту, когда сильные антигерманские настроения преобладали в армии, общественных авторитетных элитах и просто на польских улицах? A так, когда появился бы повод, тo мы должны были бы предать – на самом деле не понятно зачем, братскую Францию, a поляк вообще не ведет агрессивные войны, а только защищает родину. До определенного момента власти могут действовать не в соответствии с общественными настроениями, но только до какого?

Польские настроения были враждебными по отношению к России и Германии. Maршал Пилсудский предостерегал от союза с этими нашими вечными врагами, предостерегал от участия в войне на два фронта и повторял: „Тяните время, пока это удается, a когда уже не удается, то подожгите мир”. По мнению Юзефа Пилсудского Польша должна войти в грядущую войну последней, a спокойствие на польско-немецкой границе, гарантированное пактом от 1934 года, согласно его подсчетам, должно было длиться четыре года. Он умер в 1935 году и оставил учеников, в том числе одного из наиболее верных, Юзефа Бека.

У Юзефа Бека была типичная „санационная” биография. Легионер, четыре раза награжденный Крестом Доблести и орденом Виртути Милитари, проявил себя в самой кровавой битве Легионов под Костюхновкой. Отважно сражался на войне 1920 года. Из полевого офицера, еще во время войны, становится офицером разведки, позже работает в штабе, дипломированный полковник артиллерии, во время майского переворота, естественно, был на стороне Пилсудского

Koмендант оценил его аналитические способности разведчика, отсюда должность руководителя офиса Пилсудского, вице-премьера, а в 1932 г. - министра иностранных дел. Он внимательно прислушивался к наставлениям Шефа, который был для него, как и для других полковников, настоящим культом. По мнению Петра Зыховича он или смирился с наставлениями Маршала, или их не понимал. Что бы поступил Маршал в 1938 и 1939 году? Заключил бы такие же соглашения с Западом, который безосновательно считал „паршивеньким”, как и его ученик? Или отдал бы Гданьск? Трудно себе представить Коменданта чьим-то вассалом.

Гданьск и автострада – это было бы только лишь начало, как показал так называемый судетский кризис. Гитлер в Мюнхене клялся, что Судеты - это его последнее стремление, через полгода он был уже в Праге. Юзеф Бек, рассуждая в мае 1939 года в Сейме o чести не мог эти свежие события брать во внимание, ибо это был отказ Германии в немного романтической риторике, чтo конкретно означало, что мы увидели в ней потенциального партнера.

Предал ли Бек Пилсудского? Петр Зыхович перечисляет, что Командующий предостерегал от войны на два фронта, и что Польша должна была вступить в войну как можно позже, а Бек привел к тому, что вступила первой, и что на гнилой Запад рассчитывать не следует, а Бек поверил обещаниям, которые оказались стоят столько, сколько бумага, на которой они были написаны.

Зыхович не был первым из критиков политики Бека и в побуждении после фактов политики возможности немецкой опции, но когда, например, профессор Павел Вечоркевич делал это академическим методом, без лишних эмоций, то Петр Зыхович (рецензентом магистерской работы которого был Вечоркевич) написал чувственный памфлет. Юзеф Бек в его книге – это bête noire уровня Европы и даже всего мира, где демонические последствия его деятельности заключались в беспрецедентной некомпетентности и самоуверенности министра.

Разве кто-то другой на месте Бека мог предвидеть все самое худшее и предать политическое завещание Маршала? Он не учел - как и многие дипломаты того времени, что СССР и III Рейх могут вступить в союз, и видимо, когда он был заключен, министр его проигнорировал, и началась война на два фронта. Ну и что из того, мы бы все равно проиграли еще до 17 сентября 1939 года, имея только один фронт с Германией. Уже тогда осторожный Гитлер на всякий случай подстраховался с Востока, потому что Сталин не стал бы нападать на Германию, "помогая" Польше. Он хотел ввязаться в войну чем попозже, ибо был еще точно к ней не готов, а занять половину фактически уже побежденной Польши – это нечто другое.

Мы ввязались в эту войну одни из первых, но Бек этого не планировал, ведь он обезопасил Польшу союзами. Даже если бы он совсем не верил в них, что вполне возможно, то он рассчитывал, что Гитлер испугается войны на два фронта и конечно, о чем рассказывают дневники, у фюрера были нервные минуты, но он рискнул, и оказалось, что был прав. Но Бек вывел войну III Рейха против Польши на международный уровень, то есть „поджег мир”, как завещал Пилсудский. Но ничего из этого у нас не вышло, ибо фронт на Западе – пропустим Италию, как менее важный аспект – был открыт лишь в 1944 году, этого никто не мог предвидеть, даже постулирующий „поджег” Пилсудский.

И так далее, и тому подобное – в немного сказочном повествовании можно атаковать и защищать Бека. Политик должен уметь предвидеть и делать расчеты с холодной головой, но на его парапсихологические способности и астрологические компетенции ни один народ не рассчитывает. Как бы поступил Пилсудский, если бы дожил до немецкого ультиматума по делу Гданьска, aвтострады и антикомитерновского пакта? Oтдал бы Гданьск и готовил бы армию к походу на Москву, забывая о чести? Отдал бы Гданьск, забывая также о чести и готовил армию к походу на Германию, если бы они стали слишком далеко заходить? Одно и второе? Ни одно, ни второе, надеясь, что „паршивенький” Запад на этот раз не подведет, и можно не забывать о чести?

Maршал предлагал Франции превентивную войну с Германией в 1934 или 1935 году, и в отношении Запада он имел бы полную ясность. Юзеф Бек предлагал Франции военную помощь, если бы она захотела отреагировать на ремилитаризацию Рейнской области в 1936 году, что было нарушением со стороны Германии Версальского договора.

Подписывайтесь на наш фейсбук Предложение было проигнорировано и реакции не последовало, а поэтому ему было все понятно. Так что на гарантии он всерьез не рассчитывал и ожидал, что Гитлер испугается. Или красная ковровая дорожка, расстеленная для него на лондонском вокзале, вскружила ему голову? Бек имел слабость к красным дорожкам - Франция, это ясно, но Англия, ее гарантии должны быть серьезными. Не все записано черным по белому в исторических источниках, к мыслям участников событий доступа нет, не говоря уже о психике.

Maршал Пилсудский рекомендовал придерживаться политики равной дистанции в отношении России и Германии. Что до России, то дистанция была естественно очевидна, что касается Германии, тo польский МИД не прислушался к антисоветским песням сирен от союзников, за ценой Гданьска и этого не изменило даже шикарное трехтомное издание в Рейхе писем Юзефа Пилсудского. A затем пришло время официальных предложений, в течении четырех лет были визиты, разговоры, на охоте в Беловежской Пуще каждый год бывал Герман Геринг.

Дистанция сохранилась согласно политического завещания Маршала, кроме судетского кризиса, где Гитлер мог рассчитывать на натуральную польскую «ограду», в случае попытки помощи для советофильской Чехии со стороны Красной Армии. Но занятие Заользья (Тешинской области) не свидетельствовало о соблюдении дистанции, хотя это случилось без вопросов о мнении Германии. Toже самое Заользье раньше у нас забрали чехи, пользуясь нашей трудной ситуацией на фронте войны с большевиками.

Идеальную дистанцию соблюдала жена министра, Ядвига Бек, избегая танцев с кацапами и швабами на дипломатических приемах в Варшаве, о чем она написала в мемуарах („Я была превосходительством”), национальность соседей, так собственно она записала.

Сам Маршал не придерживался одинаковой дистанции в отношении агрессоров, он пошел с Легионами на стороне одного против другого. Для удержания равновесия и ровной дистанции с двумя врагами нужна сила. Располагая лишь одними Легионами, Юзеф Пилсудский ее не имел. Не было ее также у Юзефа Бека, хотя он думал иначе. Переходя румынскую границу 17 сентября 1939 года, он должен был сказать: „Я думал, что имею за собой сто дивизий, а имел говно”.

Oб этих дивизиях ему наверное сообщил маршал Эдвард Рыдз-Сьмиглы. В этой инвентаризации после II Речипосполитой необходимо объяснить, почему, когда речь идет о внешней политике, фактически говорят только о Юзефе Беке. Санация создала специфическое разделение власти. Пока жил Маршал, то понятно – со всем, что самое важное – это к нему.

После смерти Пилсудского правил триумвират; президент Игнаци Mосцицки, генеральный инспектор Вооруженных Сил, Эдвард Рыдз-Сьмиглы и министр иностранных дел, Юзеф Бек. Был еще, конечно, премьер, Фелицьян Славой-Складковски, он занимался администрацией и его заслугой является повышение уровня гигиены на селе, он не всегда присутствовал при политических разговорах триумвирата. Бек имел автономию в иностранных делах и многие решения принимал самостоятельно.

Mожет излишне, но Мосцицки представлял и приукрашивал, a Рыдз-Сьмиглы занимался армией и ожидал фундаментальной президентуры после Мосцицкого. Они втроем не могли заменить одного Маршала, они с ним хотя бы разговаривали, Складовски только рапортовал.

Что бы сделал сам Маршал в 1938 и в 1939 году мы уже спрашивали риторически, ибо иначе не удается. В ПНР был популярным анекдот в форме газетного объявления: „Сменю суверенность на выгодное географическое положение”, подпись: „Польша”. Это подходит к периоду конца II РП и не только. Kлещи этого положения давят с разной силой со времен царствования Станислава Августа и до сих пор.

– Kшиштоф Зволински
–Перевод: Лариса Верминская

TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы