Многочисленные индексы цитирования, на составлении которых специализируются книговеды, не оставляют иллюзий. Книга, на которую ссылаются чаще всего, помимо Евангелия, конечно - это “Откровения святого Иоанна Богослова”, известные также как “Апокалипсис”. Причем цитаты из “Откровений” в духовных или научных целях являются лишь частью присутствия книги в культуре. Само название Ἀποκάλυψις, означающее в древнегреческом языке “раскрытие”, “откровение” стало термином для целого направления мышления, сосредоточенного на конце света. А образы и символы Апокалипсиса - предвещающие конец четыре Всадника, число зверя или падающая звезда - стали источником вдохновения для бесчисленных проповедей, поэм. скульптур и картин.

Услышать семь труб

А еще - рассадником всевозможных страхов, фантазий, видений и даже одержимостей! Именно поэтому большинство отцов Церкви, святые католического костела, да и сам Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский, выступали против включения книги Иоанна в библейский канон, видя в ней идеальную среду обитания еретиков. Тех действительно было много. Трудно сказать, кто бы из древних или средневековых мастеров искусства, особенно расходившихся во взглядах с канонической церковью, не прибегал бы в творчестве к сценам из Апокалипсиса. От Оригена до Джона Уиклифа, от Мартина Лютера до Яна Матиса, основателя Мюнстерской анабаптистской коммуны - все они использовали образы семи печатей и звуков семи труб. И всякий раз, когда происходило землетрясение, солнечное затмение, восход красной (“кровавой”) луны или нашествие саранчи, всегда находился кто-то кто, поднимал вверх палец и с ужасом, смешанным с удовлетворением, изрекал “О! Пророчество сбывается!”

Позднее к событию начинали притягивать другие элементы, подтверждающие пророчество. И - если везло - все совпадало как по-написанному! Трактованиям событий в пользу приближающегося Апокалипсиса благоприятствует двусмысленность текстов, то, что они поданы в стиле внушения, суггестии, то есть в форме словесных конструкций, которые не вызывают отторжения у читателя. а наоборот - склоняют его к тому, чтобы поверить. Например, “падающая звезда” может быть и августовским звездопадом, и обломками артиллерийских ракет, которые падают на Украину сейчас, во время российского вторжения на территорию этой страны. А в качестве Армагеддона вполне могло выступить и разрушение Иерусалима римлянами в 68 году до н.э., и битва при Ипре во время Первой мировой войны, известная как “Фландрское сражение”, и Сталинградская битва.

А семь царей? (“...пять пали, один есть, а другой еще не пришел, и когда придет, недолго ему быть.” - Откр. 17:10) Это мог быть, конечно, император Нерон (правил в 54-68 годах до н.э.) и следовавший за ним император Веспасиан (69-79 годы до н.э.). Эти ассоциации с царями являются одними из основных аргументов в споре исследователей о дате написания “Откровений апостола Иоанна”. Впрочем, семью царями могут быть и любые шесть королей, президентов или премьер-министров правивших в наше время. Держу пари, что сейчас, когда я пишу это, какой-нибудь отчаянный энтузиаст мэра Варшавы видит в пророчестве его победу на президентских выборах в Польше. Победу не особо прочную, но все же победу. (“...и когда придет, недолго ему быть.” - Откр. 17:10)

Свидетели Иеговы считают “зверем багряным” Организацию Объединенных Наций. А пробы чипирования или вакцинирования людей некоторые до сих воспринимают как “метки зверя”. А вот телеевангелисты-провидцы из Соединенных Штатов уже профессионально, в нужном направлении интерпретируют войны на Ближнем Востоке как отдельные достижения в борьбе Вавилона и царей Мидо-Персидской империи. Впрочем, человеческое любопытство - когда же сбудутся откровения святого Иоанна - присутствовало всегда. А “расшифровка” отдельных фраз воспринималась как символ познания и даже использовалось как искушение. Достаточно вспомнить монолог злого Духа в поэме Адама Мицкевича “Дедах”, обращенный к священнику Петру. Это же смесь житейских и общечеловеческих искушений познать, что будет: “А знаешь, что, что о тебе говорят в городе? А знаешь, что будет с Польшей через двести лет? А знаешь, почему настоятель неблагосклонен к тебе? А знаешь, что в “Апокалипсисе” значит “зверь?” Да что там благосклонность какого-то настоятеля в XIX веке - а вот современным сторонникам мэра Варшавы хотелось бы точно знать, что будет с Польшей через двести лет. Но и… и то, второе…

Толкователи с Гродзиска

Кто не задавал себе этот вопрос - и интеллигенция, и рабочий класс… “Содомогомория!” - начинал свой монолог дед в фильме “Коноплянка” о жизни села на окраинах цивилизации, жители которого не хотят знать, и что земля круглая, и что пшеницу можно жать не серпом, а более современными способами… “Откровения святого Иоанна” изучали и неортодоксальный поэт Ян Каспрович и крайне набожный литературный критик, знаток народного творчества Кароль Людвиг Конинский. А писатель Станислав Рембек, далекий от всякой экзальтированности, известный подачей “сухих фактов” в своих зарисовках “Оккупационный дневник”, в котором он рассказывал о мельчайших подробностях жизни подваршавского городка Гродзиск Мазовецкий во время гитлеровской оккупации, пишет, как коротал вечер с приятелем за чтением “Апокалипсиса” и как находил в “Откровениях” подтверждения в тогдашней действительности. “Мы пришли в выводу, что “Апокалипсис” следует читать иначе, чем это делалось прежде”, - пишет он.

Подписывайтесь на наш фейсбук
  Резюмируем: “Апокалипсис” читали и неверящий в Бога Каспрович, и педантичный, любящий сухие факты Рембек, и приверженцы народных славянских традиций, с одинаковым рвением вырезающие из дерева девушку с месяцем под ногами (так изображали Марию Апокалиптическую), скорбного Христа или чертей с красными мордами. Но никто из них настолько глубоко не прочувствовал “Откровения”, как Юзеф Хелмовский - художник, скульптор, изобретатель и теософ из самого сердца Кашубии, западнославянской этнической территории на северо-западе Польши, из города Брусы.

Он родился в 1934 году в городе Брусы по немецкой стороне границы, которая делила поморский регион Польши. “На шестом году жизни, в 1941 году, я начал свое образование в народной школе”, - писал он в одностраничном эссе “Моя творческая биография”. А умер художник в 2013 году, прожив свою жизнь - как это обычно случается с пророками и провидцами - совершенно обыденно: без академий и стипендий, без громких вернисажей и скандалов, без любви и ненависти поклонников его таланта. Выше процитированная “Биография” - прекрасное тому свидетельство, демонстрирующее, что первые годы его жизни прошли в соответствии с типичным жизнеописанием гражданина Польской Народной Республики. “Затем в течение шести месяцев занимался в “Службе Польше” (организация “Służba Polsce” (SP) — польская государственная военизированная организация, предназначенная для молодежи в возрасте 16–21 года, существовавшая с 1948 по 1955 годы. - Прим. перев.), в Силезии, где я стал одним из делегатов первого Всемирного слета молодежи в Варшаве. Еще до своего 18-летия я занимался физическим трудом на железной дороге в городе Хойнице, а через несколько лет ушел на службу в армию. Там я закончил школу прапорщиков по специальности командир радиостанции. Придя из армии я непрерывно работал в сельском хозяйстве и государственных работах”. 

“Служба Польше”, армия, работа на железной дороге - классический портрет передовика труда. Но этот мнимый “передовик” уже в следующем абзаце своей биографии добавляет “... и на других государственных работах, а их было много. Я интересовался алхимией, и опыт ее изучения мне помогает по сей день.” какой передовик труда из алхимика - трудно сказать. Тем более далее Хелмовский пишет, что после войны заинтересовался резьбой по дереву, и первой его работой стала часовня из сосновой коры.

   Хвали Господа, Польша народная!

Во времена коммунистической Польши мастеров, умеющих держать в руках рубанок и долото, впрягали в маховик под названием “поддержка и популяризация народного творчества”. О закулисье этого предприятия рассказывал историк культуры Антоний Крох в своей книге “Хвали Господа, Польша народная!” ( В оригинале “Wesołego Alleluja, Polsko Ludowa!” - Прим.перев.). Так вот, “поддержка и популяризация народного творчества” была гибридом ортодоксальной коммунистической идеологии (“поощрение трудящихся”), игровой зависимости и надежды на валютные доходы от продажи предметов народного творчества, а также ловкости деревенского населения, считавшего, что выструганные из коры младенцы на продажу туристам прокормят их лучше, чем посадка картофеля.

Впрочем. это странное сочетание не исключало существования творцов-самородков, со временем “раскрученных”, но начинавших самостоятельно, благодаря “искре Божьей”. Одним из таких мастеров-самоучек и был Хелмовский. “В 1970 году я снова начал лепить и рисовать. Не знаю, что подвигло меня на это - это была ни жажда денег, ни поиск работы - и того и другого у меня было достаточно, но все же я начал. Первые выставки проходил в кафе “Лес” в Брусах”. В 1972 году я отдал свои работы на “Выставку Земель Северных” в Сопоте, ну а затем были многочисленные выставки вплоть до сегодняшнего дня”.

Юзеф Хелмовский начал лепить и рисовать. Причем его воображение, как это случалось у мастеров народного творчества второй половины ХХ века, питалось не только проповедями, сказаниями и притчами минувших столетий, но и современностью, которая просачивалась из газет, публичных выступлений общественных деятелей и телевизора. Такой удивительный поток входящей информации должен был привести к необычным продуктам творчества.

Если же говорить о том, как выглядело народное творчество в руках промысловиков, то достаточно присмотреться к многочисленным региональным музеям чехов, словаков, хорватов, сербов, появившихся после 1918 года. Примером тому - восхождение звезды Ивана Генералича из Копривницы, классика хорватского и мирового наивного искусства.

Специалисты, конечно, различают школы и направления в народном творчестве. Но, положив руку на сердце, скажем: средний музейный умник, который способен показать посетителям показывать на картинах “позднюю готику” или заметить “О,смотри, тут светотень как у Караваджо!”. смотря на изделия народных мастеров, зевает со скуки. Удивиться и оживиться он способен лишь, когда заметит святые атрибуты: корону, башню, святую Варвару, Антония… О, собака на картине - а причем тут она? Кто не знает о святом Рохе, может обратиться к поисковикам.

Но посмотрим правде в глаза: та же святая Варвара, вышедшая из-под резца народного мастера, плоская и квадратная, с несуразно торчащим носом, может затронуть зрителя только как персонаж (Варвара Илиопольская почитается верующими как помощница в удачном замужестве, святой возносят молитву о беременности; о защите от внезапной смерти, то есть без покаяния; в исцелении от болезней, а также о здоровье ребенка. - Прим.перев.), но не как конкретный, свежевыструганый экспонат.

    Клятва Билла Клингтона

В творчестве Хелмовского есть и такие персонажи: грустные Пятки, святой Иосиф с красными губами и ремнем, несколько чертей, причем один из них, полностью черный от сажи из дымовой трубы. Это малая часть персонажей из коллекции, в которой можно обнаружить и святых. Однако мастер увидел и выполнил их как совершенно обычных, приземленных персонажей.

Вот тут-то зрителя и подстерегает маятник эмоций: от радости узнавания персонажа до удивления: “Как же можно было его так сделать?” И дело даже не в том, чтобы зритель привык к грубо вытесанным чертам святой Варвары или Билла Клинтона (резьба “Клятва Билла Клингтона”, 1993 год, созданная в той же манере. что и святой Иосиф). Дело в том, что такая видение известных персон забавляет, умиляет и даже обижает.

Все они стоят на одной полке с чертями и святыми. А рядом - барельеф Леха Валенсы с журавлями на верфи и папа Римский Ян Павел II, запечатленный в кубическом воплощении: лицо, поднятая рука и голубь. Возле них на рогалике Луны стоит астронавт Луи Армстронг. А обок - две пылающие башни-близнецы, в которых проглядываются Саддам Хусейн и Масуд Барзани. Замечу в скобках, что здесь проявился своеобразный интерес Юзефа Хелмовского к ближневосточным войнам.

Такой же разброс интересов заметен и на картинах Хелмовского, ярко комментирующих дела минувших дней и современность. все они поражают диапазон интересов художника: вот демоны из тантрического направления буддизма, индийская богиня Кали, пророк Магомет на горе и архангел Гавриил, изображенные в стиле персидских миниатюр. Или же курган из черепов, скопированный из “Апофеоза войны” Верещагина.

У художника есть одна картина, которая совершенно выбивается из ряда всех его произведений. Это “Пролет цеппелина “Брусы” над Восточной Пруссией в 1938 году”. Над желто-зеленым плато, над шоссе, обсаженным тополями, над городом с двумя важнейшими ориентирами - шпилями костелов и дымящейся трубой лесопилки - в вечернем небе висит странно заостренный дирижабль. От полотна исходит не только не только умиротворение, почти августовская идиллия, но и - возможно из-за непропорционально большой летательной махины - тень некоей угрозы. Картина немного напоминает монидло - цветную фотографию или рисунок на основе фотографии, немного почтовую открытку, которую порой можно встретить в букинистических магазинах. Ведь когда на Брусами пролетел летательный аппарат маленькому Юзе было 4 года - что он мог запомнить с того события, а что потом увидел во взрослой жизни?

Последние штрихи на стекле

Впрочем, перечисление и каталогование произведений Хелмовского оставим специалистам. А вот на что бы еще стоило бы обратить внимание - так это на многочисленные картины Святого семейства на стекле, на рисунки огненных бирманских демонов, на причудливые космологические полотна - все то, что помогало художнику понять мироустройство и найти место человека в нем. То есть то, над чем задумывается каждый: над рождением, предназначением, испытаниями, последней чертой. Над существованием небес и ада. 

И все это ясно представлено на изумительнейшем полотне с цеппелином Юзефа Хелмовского. Подобрать о нем слова непросто, я беспомощен. Могу лишь представить себе, как в различных путеводителях, славящих Кашубы о картине пишут как о “кашубском гобелене из Байё” (Гобелен из Байё длиной 70 метров и шириной 50 см считается памятником средневекового искусства, который выполнен в редкой технике лоскутной аппликации по цветному полотну. - Прим. перев.) Надеюсь, что студенты из Гданьска и Пельплина проводят над ним многочисленные часы. Я же могу лишь описать его как одностороннее окрашенное полотно длиной 55 метров и шириной от 80 до 110 см. То есть чуть короче, чем вышеупомянутый гобелен, но значительно шире! В музее он представлен как трехполосный фриз (горизонтальная декоративная полоса или лента). Все сцены в нем - хотелось бы сказать “кадры кинопленки” - это графическое изображение почти всех стихов “Апокалипсиса”.

Хелмовский не был знаком с бесконечными дискуссиями толкователей “Откровений”, не знал, что представляет собой претеистическое прочтение (записи о гонениях на Церковь в I веке), футуристическо-эсхатологическое (возвещение о конце мира и его обстоятельствах), историческое прочтение (аллегорическое видение гонений на Церковь за последние две тысячи лет) и универсальное прочтение (вечная борьба Добра и Зла, государства Бога с государством земным).

Не знал он споров между англо-сакской и немецкой школами экзогенеза, не был знаком с логическими поворотами классиками диспенсационализма. Он просто рисовал. Штрих за штрихом, панель за панелью, строка за строкой - причем переписывал стихи “Откровения” не полностью, а с сокращениями. Ангелы и вороны, кабаны в рясах и короли с рыбьими хвостами, драконы с зелеными мордами и бабочки с крыльями как на картинах Тиноретто, моря крови, восьминогие звезды, которые радужно сыпятся с неба.

Экскурсии прекращаются. Старики присаживаются, чтобы повнимательнее рассмотреть нижний ряд картин. А папа с татуировками, слушая вопрос своей пятилетней дочери, вписывает его в смартфон и читает его вполголоса: “И поклонились дракону потому, что он дал власть Зверю, говоря: “Кто, кто подобен Зверю и может вступить с ним в бой?” (Откр. 13:4)

  –Войцех Станилавский   

TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

  –Перевод: Светлана Черепанова