В то время как сегодня Россия оправдывает свою агрессию против Украины необходимостью борьбы с «нацизмом», вряд ли кто-то в западных странах серьезно относится к её посылу. Убийства и изнасилования, совершенные русскими оккупантами, сводят на нет имидж направившего их туда государства. А гордится она тем, что является наследником Советского Союза, победителем Третьего рейха. Однако, если Кремль до сих пор продолжает использовать «антифашистскую» риторику, это говорит о её пропагандистской силе.

Возможно, именно из-за нынешнего положения вещей стоит обратиться к известной книге «Вражеская близость. Коммунизм и фашизм в 20 веке.» Благодаря Институту Пилецкого она была, наконец, опубликована на польском языке. Это переписка между двумя известными, ныне покойными историками - французом Франсуа Фюре и немцем Эрнстом Нольте — которая состоялась между 1996 и 1997 годами. Её предметом является полемика по поводу тоталитаризма.

Отправной точкой для этого обмена письмами послужила обширная сноска, сделанная Фюре в его книге «Прошлое некоего заблуждения. Очерк о коммунистической идее в ХХ веке» (этот текст вы также найдёте в польском переводе «Вражеская близость»). Французский историк был очарован развиваемым с 1960-х тезисом Нольте о корнях немецкого национал-социализма. Упрощенно говоря, этот тезис приводит нас к выводу, что нацизма бы не было, если бы не появился советский коммунизм.

Нольте попытался рационализировать мотивы нацистов. По его словам, проект Адольфа Гитлера был реакцией на угрозу, исходящую от Советского Союза и мирового коммунистического движения. В то же время немецкий историк указывал, что массовое уничтожение евреев, осуществленное Третьим рейхом, парадоксальным образом копировалось большевистским террором, т.е. методами режима, рассматриваемого нацистами как враждебная сила (и именно это отражено в названии - вражеская близость обоих тоталитарных проектов).

Подписывайтесь на наш фейсбук
Тем самым Нольте нарушил табу, действовавшие в общественной жизни запада, особенно в ФРГ. Ибо он сделал кощунственное сравнение между нацизмом и коммунизмом. Кроме того, заявив, что нацисты подражали большевикам в своих методах геноцида, он поставил под сомнение статус Холокоста как исключительного и специфически немецкого преступления. По этой причине в Германии он подвергался нападкам со стороны левых интеллектуалов, осуждавших такие меры (и в то же время — чего, в общем-то, нельзя упускать из виду — завоевал симпатии так называемых отщепенцев, на которые он также отвечал взаимностью).

Следует, однако, добавить, что на западе в русле общественных дебатов было распространено мнение, что если нацисты представляли собой абсолютное зло, то коммунисты, хотя и прибегали в конечном итоге к насилию, по крайней мере руководствовались добрыми намерениями. Коммунизм трактовался как освободительная и гуманистическая идеология, обещающая людям преодоление всех классовых и национальных барьеров, а значит: свободу, равенство, братство. К нацизму относились иначе. Его рассматривали как мрачное отрицание всех благородных устремлений.

Почему это происходило? Ответ на этот вопрос можно найти в книгах Фюре. По его словам, воображение левых интеллектуалов на Западе, соблазненных мифом о Французской революции, привлекло то, что большевики объявили себя ее наследниками.

Если это так, то контрреволюционные движения в Европе XIX века могли казаться предвестниками фашизма и нацизма, хотя это не так. Фашизм и нацизм были, как и коммунизм, революционными явлениями. В том смысле, что они подпитывались недовольством плебеев по отношению к высшим слоям общества. Однако это не означает, что фашизм и нацизм были, как и коммунизм, левыми проектами. Они отвергли освободительный и гуманистический дискурс. Они представляли собой нечто, что можно было бы назвать «третьим путем», потому что в них были левые и правые элементы.

Возвращаясь к «Враждебной близости»: Фюрет хвалил Нольте за то, что он пошёл против течения. Ему нравилось, что немец срывал с коммунизма покровы наивных романтических иллюзий. Он защищал его от обвинений в антисемитизме (Нолти инкриминировали то, что он поднял вопрос о причастности людей еврейской национальности и происхождения к мировому коммунистическому движению). В то же время он спорил с мнением Нольте о том, что нацизм был всего лишь вторичным явлением по отношению к большевизму.

Французский историк утверждал, что нельзя и невозможно свести нацизм к антикоммунизму. Ведь, как он утверждал, истоки гитлеризма были старше большевизма. Фюре имел в виду антилиберальные и антибуржуазные тенденции в политике и культуре Европы XIX века, проложившие путь, например, европейским национализмам. Более того, он выразил обеспокоенность тем, что сведение нацизма к антикоммунизму может привести к обелению Гитлера как защитника Европы от большевизма.

Фюре и Нольте представляли разные политические течения. Французы предпочитают политику левого толка, немцы всегда были консерваторами. Но, несмотря на их различия, они были примирительны по отношению друг к другу. Кроме того, оба ученых демонстрировали критическое, независимое мышление. Им был чужд конформизм и стадный рефлекс. И, прежде всего, это придавало ценность их дискуссиям друг с другом.

Когда эта дискуссия продолжалась в 1990-х годах, советский коммунизм уже был политическим, экономическим и моральным банкротом. И все же даже в болезненно звтронутой им Польше тогдашняя весьма «демократическая» интеллектуальная элита, использовала ту же дубинку, которую Иосиф Сталин использовал несколькими десятилетиями раньше, чтобы надежно нанести удар по возродившемуся правому крылу. Обвинение в фашистских тенденциях было инструментом дезавуирования кругов, постулирующих уважение к учению католической церкви, вдохновляемых консервативным видением мира, ссылающихся на наследие национал-демократии и так далее. Сторонники люстрации и декоммунизации слышали в свой адрес обвинения в том, что они больны ненавистью.

Поэтому, если Кремль в наше время всё ещё пугает мир «нацизмом», это не означает, что западная «антифашистская культура» (термин, сформулированный Фюре в «Прошлом одной иллюзии») ушла в прошлое. У левых и либеральных интеллектуалов на Западе есть своя политическая теология. В их глазах зло таится там, где люди опираются на нацию, родину, семью, традиции.

Однако сегодня вдалбливание нарратива в стиле кремлевских посланий (называние «правого крыла» фашистами), может быть проблематичной. Ведь не подобает прогрессивному европейцу говорить на путинском языке. Никто не хочет быть «русской портянкой».

–Филип Мемхес

TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

  –перевёл Кирилл Захаров