Очевидно, он был тираном – но для достижения мастерства в любой дисциплине нужна безжалостность. А в областях, требующих групповых действий, лидер должен стать деспотом. Или, если хотите, «держимордой». А еще он держал в ежовых рукавицах съемочную группу, работавшую над его фильмами. Но кто сейчас упрекнет Куросаву в непростом характере, когда именно благодаря ему японское кино приобрело культовый статус?

Акира Куросава.

Сатрап на съемочной площадке

Самый известный создатель феномена, полюбившегося западной поп-культуре. Он умер четверть века назад, 6 сентября, в почтенном возрасте 88 лет. Куросава работал до конца, но последние пять лет своей жизни оставил режиссуру, которой посвятил ровно полвека. С 1943 года, когда он дебютировал с «Гений дзюдо», и до своей последней картины «Ещё нет» (1993).

В памяти зрителей он останется автором фильмов о самураях, которые в Японии называют «фильмами о боях на мечах» (тямбара) – аналог «фильмов о рыцарях плаща и шпаги». Конечно, это большое (и не очень удачное) сужение определения творчества Куросавы. Однако западная массовая культура, как и японское кино, использовала этот жанр в качестве коммерческого маховика. Ничто так хорошо не продавалось и не продается до сих пор, как заранее обреченная одиночная битва со злом в живописном костюме, с размахиванием мечом наперевес. Самурайским.

Куросава орудовал этим оружием достаточно эффективно, чтобы поразить и заразить Новый Свет.

На его драму 1954 г. «Семь самураев» американцы ответили «Великолепной семеркой» (1960). Немного позже, в 1964 году, молодой Серджио Леоне взялся за ремейк фильма «Телохранитель» (1961). Картина «За пригоршню долларов» должна была стать западной данью уважения выдающемуся японскому режиссеру. Однако тот не принял ее как проявление почтения, а счел плагиатом. Он подал на итальянца в суд за нарушение авторских прав и выиграл. Компенсация составила 100 тыс. долл. и 15% от прибыли фильма на азиатском рынке.

На родине Куросавы его достижения не пользовались большим признанием. Но если они оказались востребованными на Западе, значит, так тому и быть...

Примечательно, что за пределами Японии режиссер «Расёмона» и других шедевров отождествляется с черно-белым кинематографом. В какой-то мере это справедливо, поскольку в цвете Куросава чувствовал себя явно не очень комфортно. Фактически оттолкнутый от создания военной картины о нападении на Перл-Харбор «Тора! Тора! Тора!» (1970), режиссер попытался покончить жизнь самоубийством, перерезав себе запястья 36 раз. Если бы ему это удалось, он пошел бы по стопам своего старшего брата Хейго, который фактически покончил с жизнью после того, как потерял работу диктора в немом кино. Трагедия произошла в 1933 году, когда стало ясно, что возврата к кино в исполнении безголосых актеров уже не будет.

Следует, однако, отметить, что в семье Куросавы издавна культивировались самурайские традиции и неевропейское представление о потере чести. Он был близок к тому, чтобы принять пораженческую позицию своих героев.

Идеальным (и выявленным) исполнителем самурайских образов, созданных Куросавой, стал Тосиро Мифунэ, актер, на десять лет моложе режиссера, снявшийся в 16 его картинах.

Скандалы между актером и режиссером на съемках «Красной бороды» стали легендарными, поскольку съемки фильма растянулись с запланированных шести месяцев до полутора лет, что сильно ударило по карману Мифунэ, так как ему пришлось отказаться от большинства запланированных на тот момент телевизионных постановок. Поговаривали также, что кумир просто постарел и его раздражает отождествление его персонажа исключительно с кинематографом Куросавы.

Дело в том, что у последнего был непростой характер. Как все перфекционисты, он долбил каждую сцену, дублируя отдельные эпизоды до тех пор, пока они его не удовлетворяли, заранее прорисовывая кадры и расположение камер.

В этом «живописном» обращении с экраном он напоминал некоторых других мастеров кино, например, нашего Анджея Вайду. Недаром у нашего режиссера, семь раз побывавшего в стране самураев, были верные поклонники и друзья в Японии, которых он своеобразно отблагодарил Музеем японского искусства и техники в Кракове, созданном, как известно, по его инициативе (в 1994 г.).

«В Японии я встретил людей, близких моему сердцу, – писал польский творец. – Они обладают всеми теми чертами, которые я хотел развить и воспитать в себе на протяжении всей жизни: серьезность, чувство ответственности и чести, потребность в традициях». Эти слова были записаны Вайдой в 2000 году.

Непереводимый

Помните ли вы фильм Софии Копполы «Трудности перевода»?

Двадцать лет назад эта картина – оригинальное название «Lost in Translation» – штурмом взяла экраны всего мира, став ракетой-носителем для карьеры Скарлетт Йоханссон.

Но я хочу написать не о неоспоримых достоинствах этого кинематографического шедевра, а о том, насколько западный человек не способен проникнуть в душу, менталитет и даже культуру японца.

Несмотря на множество очевидных связей, которые предлагает обеим сторонам все более технизированная и гомогенизированная современная эпоха, Страна восходящего солнца остается загадкой для Запада. Ниппон долгое время отстаивал свои лидирующие позиции в области технического прогресса. И хотя в последнее время другие державы ушли вперед, Япония по-прежнему ассоциируется с процветанием, достигнутым за счет трудоголизма, считающегося чертой национального характера.

    Подписывайтесь на наш фейсбук  
  Обещание Леха Валенсы о том, что «мы построим в Польше вторую Японию», вошло в историю политического бахвальства. Как ни странно, спустя много лет президент Бронислав Коморовский (открывая церемонию, посвященную 20-летию краковского музея Манггха) также обратил внимание на общие черты между тихоокеанской островной империей и нашей страной. По его мнению, эти черты заключаются в том, что обе страны модернизируются, не теряя связи со своими традициями и культурой.

Блага, рожденные под Фудзи

Интересно, что же сегодня связывает не только нас, но и западную цивилизацию в целом с теми ценностями, которых до сих пор придерживается среднестатистический японец?

Обычный европеец или американец, скорее всего, считает комиксы манга, фильмы аниме, суши-бары и суп рамен общим достоянием. Более искушенный западный человек наверняка вспомнит о японском искусстве, которое вошло в моду с «открытием» гравюр укиё-э, или изображений уходящего мира. Сюда же можно отнести икебану – искусство аранжировки цветов, в свое время ставшее вершиной флористики; дзен-сады, или сухие пейзажные сады, служащие местом созерцания при храмах и в других местах, культивируемых в Европе как в общественных пространствах, так и в частных поместьях последователей дальневосточных религий, имеющих некоторые амбиции стать более одухотворенными; искусство складывания бумаги в неожиданные фигуры, известное как оригами (китайского происхождения, следует добавить), которое культивируется в центрах, развивающих художественные способности детей и пожилых людей.

Близко к телу

Нельзя обойти вниманием и модную революцию 1980-х годов, произведенную японскими дизайнерами. Гвардия с особым разрезом глаз перевернула традиционный европейский пошив одежды. Возглавили переворот Ханае Мори, Иссэй Миякэ, Рей Кавакубо, Кансай и Ёдзи Ямамото. Вначале они успешно атаковали и завоевали Париж. Там они попали в благоприятную атмосферу. Новаторские начинания японских дизайнеров совпали с анархическими настроениями во многих других областях искусства. А также в образе жизни и политике.

Бум пришелся на 1980-е годы, когда авангард портных из Страны цветущей сакуры идеально вписался в промежуток между пост-попом, панком и гранжем. Их главные достоинства? Они отказались от пропорций человеческого тела, которые до сих пор демонстрировались в одежде и создали «альтернативные» творения – так сказать, текстильные скульптуры, противоречащие форме человеческой фигуры. Они отказались от западных заготовок для пошива одежды. Вместо этого эти дизайнеры предложили драпированную одежду, лишенную швов, с прорезями в стратегических местах. Может быть, кто-то думает, что я забыл о заслугах Кендзо Такада (известного в Европе только по имени)? Но нет, Кендзо, скончавшийся два года назад (6 октября 2020 г.) от ковида, был, несомненно, пионером японской моды, адаптированной к западным потребностям. Он родился в Киото в 1940 г. и первым из великих дизайнеров в 1964 г. отправился в Париж, где через шесть лет открыл свой первый бутик.

Однако не он проложил модную тропу для своих соотечественников на Западе. До него появилось... кимоно. Традиционное, расшитое затейливыми узорами. В XIX веке импрессионисты, а вслед за ними и законодатели салонной моды увлеклись дальневосточным костюмом. Сначала в кимоно одевались в основном элегантные женщины, позировавшие для фотографий или портретов, стилизованные под гейш.

Кимоно, как практичный и удобный костюм, сохранилось до наших дней как в мужском, так и в женском варианте, хотя и гораздо менее декоративное, чем оригинал. Иногда его используют в домашней обстановке или на пляже под общим названием «халат».

Импрессионисты под впечатлением

Нам нравится экзотика, которую мы... приручили. Примерно полтора века назад японизм захватил европейское искусство. Причем настолько успешно, что некоторые картины кажутся нам знакомыми «с детства».

Возможно, они и вам знакомы?

Вишневые деревья, осыпанные розовыми цветами, под ними тонкие дамы в кимоно, прикрывающиеся зонтиками. Или слишком выразительная гримаса актера театра кабуки. Или – это уж точно – огромная волна, плещущаяся столь же грозно, сколь и поразительно, на фоне которой вдалеке виднеется гора Фудзи.

Даже тот, кто не знает имен авторов этих графических работ, узнает страну их происхождения: Япония.

Напомним: это был мир, закрытый для Запада более двухсот пятидесяти лет. Лишь небольшой голландской фабрике было разрешено поставлять на европейский рынок смолу-лака, фарфор, изделия народных промыслов и декоративно-прикладного искусства. Самоизоляция Японии была прервана Катанагавским договором, навязанным Соединенными Штатами. Именно тогда, в 1854 году, начался обмен товарами между Страной цветущей сакуры и западным миром. Для некоторых художников гравюры укиё-э стали откровением, перевернувшим их представление о реальности. Особенно ярко это проявилось в творчестве двух художников - Винсента Ван Гога и Анри де Тулуз-Лотрека. Но и «основные» импрессионисты, предшественники этих двух гениев-одиночек, тоже были вдохновлены укиё-э. Особая заслуга в этом принадлежит Мэри Кэссетт, американской художнице и графику, работавшей во Франции. Она не единственная, кто «подсел» на японское искусство при посредничестве столицы на берегах Сены.

Напомню некоторых наших выдающихся художников, заразившихся японской культурой через Париж: Ольга Бознанская, Юзеф Панкевич, Владислав Слевиньский, Леон Вычулковский, Войцех Вайс..

Однако настоящим сторонником концепции японского искусства и эстетики был Феликс «Манггха» Ясеньский (1861–1929). Примечательно, что, несмотря на прекрасную коллекцию предметов, родом из Ниппона, и прежде всего гравюр оттуда, Ясеньский никогда не посещал Японию. К сожалению, презентация его коллекции в галерее Захента (1901 г.) была встречена негативными отзывами публики и критиков.

Когда «Манггха» передал свою коллекцию в дар Национальному музею в Кракове (1920 г.), она также не вызвала энтузиазма. А ведь это были сокровища! Основу семи тысяч предметов составляли гравюры (4600 гравюр), а также предметы милитарии, керамика, текстиль, лакированные и эмалевые изделия.

Самой большой мечтой дарителя был «японский музей» в Кракове, который стал бы «лучшей лекцией для польских художников и польского общества: так, у себя, для себя, и по-своему нужно творить, так следует нуждаться в искусстве, так его нужно любить, и так его создателей необходимо чтить».

Это сбылось только благодаря Анджею Вайде и – изменению отношения зрителей к тому, что «made in Japan».

Через желудок к сознанию

Несмотря на свою открытость Западу, японские традиции культивируются большинством граждан, воспитанных в этом духе. Это отражается, например, в кулинарных вопросах.

Молодое поколение воспринимает фастфуд, но на протяжении веков рамен и суши неизменно остаются флагманскими произведениями японской кухни. Я написала «произведения», потому что стремление к совершенству в минималистическом варианте свойственно не только художникам. Несколько лет назад (2011 г.) на наших экранах появился документальный фильм «Мечты Дзиро о суши». Одноименный шеф-повар, которому на тот момент исполнилось 85 лет, с детства был увлечен этим блюдом, а точнее, национальной гордостью. Места в его токийском заведении Sukiabashi приходится бронировать за несколько месяцев вперед, не говоря уже о стоимости такого вкусового приключения. Но нужно еще уметь оценить эти изыски...

Экономно дозированные специи и ингредиенты могут показаться европейцу слишком скудными. Между тем, большинство наших заведений, где подают рисовые рулеты, японцы обходят стороной. Сыр «Филадельфия», скрепляющий рис? Это варварство, как и слишком обильное поливание всего соевым соусом или сочетание маринованного имбиря с хреном васаби.

Еда, как и сад, дизайн интерьера или поэзия, не должна быть «загрязнена» избытком вкусовых или визуальных раздражителей.

Минимализм проявляется и в сдержанном поведении японцев, даже тех, кого судьба, эмоциональные отношения или поиск лучшей работы забросили в другие культуры. И хотя молодые поколения пытаются ослабить корсет традиций и покончить с культом трудоголизма, пока что это получается не всегда.

Эпидемия одиночества, депрессии, самоубийств и других цивилизационных недугов настолько захлестнула японское общество, что в 2020 году было создано Министерство по делам одиночества. В экономическом плане имперская держава тоже сдает позиции, уступая место другим азиатским тиграм. Кроме того, население страны сокращается угрожающими темпами.

Но по случаю дня рождения одного из величайших мастеров кино стоит вспомнить историю, точнее, исторический миф, Страны цветущей сакуры – плоды которой никто не ест, а цветами любуются. Это тоже своего рода национальный вид спорта: соревнование с природой. Вот только ханами (любование цветами) недолговечно. Как и дни славы самураев.

- Моника Малковска

 TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

- перевод Денис Куценко