Однако Фрэнк Охберг, американский психиатр, всемирно известный специалист по лечению посттравматического стресса и автор первого научного анализа стокгольмских событий для Скотланд-Ярда, различает эти два понятия. “Эти люди не обязательно принимают на себя агрессию от своих угнетателей, как в случае идентификации себя с агрессором. Как ни странно, и жертвы, и агрессоры действительно связаны. Их объединяет уникальное чувство, которое сохраняется даже после похищения и тюремного заключения”, - говорит психиатр в одном из интервью.
Еще одним отличительным фактором “стокгольмского синдрома” является взаимность чувств. Поэтому полицейские-переговорщики, которым приходится иметь дело с данным видом преступлений, стараются закрепить эти впечатления у обеих сторон: и у потерпевших, и у преступников. Эта особая связь дает заложникам больше шансов на выживание.
В доказательство Франк Охберг привел события, во время которых он был переговорщиком. В Индонезии террористы взяли в заложники целую школу. В какой-то момент у одного из похищенных случилась паническая атака, похожая на сердечный приступ. “Я попросил террористов проверить у пациента давление, пульс и другие параметры. Они должны были сообщить нам о его здоровье по радио. Я хотел, чтобы нападавшие сделали это, чтобы пробудить в них сочувствие и установить связь, известную именно по “стокгольмскому синдрому”. К сожалению, среди заложников оказалась студентка-медик, которая вызвалась помочь пострадавшему. У нас не было возможности сказать ей, чтобы не “причиняла добро”, потому что мы хотим внедрить определенный психологический механизм. В общем, нам не удалось изменить подход террористов к заключенным”, - рассказывает ученый.
Но есть много свидетельств того, что в августе 1973 года именно благодаря этому механизму четверо заложников выжили. Шесть дней драмы закончились полицейским штурмом, и грабители сдались без боя.
Несколько месяцев спустя Ян-Эрик Ульссон признался, что думал об убийстве одного из заложников. Он даже добавил, что полицейские, с которыми он разговаривал позже, подтвердили ужасную правду. “Мне сказали, что если я застрелю хотя бы одного заложника, службы выполнят любую мою просьбу. Им не нужно было мне об этом сообщать, я и сам это знал”, - объяснял он, сидя в тюрьме через несколько месяцев после нападения. И затем с некоторой обидой в голосе он добавил: “Это вина заложников”. Они выполняли все, что я им приказывал. Если бы они этого не делали, меня бы сейчас здесь не было. Почему никто из них не напал на меня? Заложники затрудняли убийство. Они заставили нас жить вместе несколько дней, как коз, в одном грязном загоне”.
Наконец, Ульссон риторически спросил: “Ну и кого из них я мог убить? Элизабет, беспомощную и плачущую? Энергичную Кристин, которая смогла поговорить с премьером Пальме так, как она? Свена, порядочного, смелого человека? Биргитту, которая не могла забыть о своих двоих детях? Нам ничего не ничего не оставалось, как познакомиться друг с другом”.
– Славомир Цедзинский
TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы
– Перевод: Светлана Черепанова