Национальному фронту 50 лет. Созданная 5 октября 1972 года партия французских правых в течение многих лет вызывает споры, особенно в средствах массовой информации и салонах, но при ближайшем рассмотрении становится ясно, что и ее противники, и агиографы за эти полвека создали картину, далекую от реальности и основанную на многих мифах.

Для антагонистов и критиков Национальный фронт (НФ) — это фашистское или даже фашистское формирование ультраправых, граничащее с нацизмом. Последнее олицетворение плодородного чрева отвратительного зверя из «Карьеры Артура Уи» Бертольда Брехта, воплощение морального зла в политике.

Для агиографов НФ — шуточная деревня Астерикса, единственная, которая сопротивляется захватчикам. Это патриотическое массовое восстание, последний оплот французской цивилизации, единственная надежда нации, «национальная семья», за пределами которой есть только предатели и враги.

Как это обычно бывает с мифами в политике, ни один из них не является реальным, а полемика в СМИ, которой годами питалась пресса, радио и телевидение, а затем и социальные сети, сводится к проверке фактов.

Осужденный за исторические факты

Возьмем, к примеру, первый миф, так же мало изощренный, как часто употребляемый, и являющийся скорее неуклюжей дубиной, чем действительным плодом политического анализа, - обвинение в нацизме. «Н как нацисты, Ф как фашисты» — таков был долгие годы обязательный лозунг, выкрикиваемый на каждой «антифашистской» демонстрации, особенно во времена, когда президентом НФ был Жан-Мари Ле Пен. Дело в том, что он - со своим телосложением, ораторским талантом и склонностью к спорным высказываниям - больше подходил на жертву логической уловки reductio ad Hitlerum, но его дочери и преемнице Марин тоже рисуют усы на предвыборных афишах.

Для большинства оппонентов это скорее простое оскорбление, и они не имеют в виду никаких фактических обвинений в нацизме, которые всегда носят ругательный риторический характер. Особенно с учетом того, что партия была создана спустя четверть века после войны, уже после мая 1968 года, который принес новые социальные проблемы и вопросы, а из исторических споров сделал tabula rasa.

Национальный фронт не имеет в своей программе абсолютно никаких исторических отсылок и никогда их не имел. Это не была партия ностальгирующих по Третьему рейху, коллаборации или режиму Виши, и даже не сторонников французского Алжира, хотя близость именно этой эпохи означала, что эта тема затрагивалась чаще. Те полемисты, которые хотят играть всерьез, доказывая свои нацистские корни, по-прежнему приводят те же аргументы, включая личную близость нескольких основателей.

    Подписывайтесь на наш фейсбук  
  Нельзя отрицать, и более того, никто этого не делал, что таких людей в первой управленческой команде ФН в начале 1970-х годов было несколько: Пьер Буске, бывший солдат французской дивизии Ваффен СС «Шарлемань», или журналист Франсуа Бриньо, член коллаборационистской милиции во время войны. С другой стороны, было столько же, если не больше, деятелей Сопротивления или Свободной Франции (Жан-Морис Демарке, Серж Жаннере, Роже Олендр), Роланд Биржи, праведник среди народов мира и даже премьер-министр Четвертой республики и ближайший соратник генерала Шарль де Голля — Жорж Бидо, покинувший голлистское правое крыло на фоне войны в Алжире. Стоит напомнить, что на европейских выборах 1999 года номером один в списке ФН был некий… Шарль де Голль, внук генерала. С другой стороны, аналогичный список можно составить почти для каждой партии, действовавшей в 1970-х годах во Франции, начиная с самого Франсуа Миттерана, чиновника правительственного комиссариата по делам военнопленных Виши, получившего награду за личные заслуги от маршала Филиппа Петена.

Когда Жан-Мари Ле Пен высказывал различные противоречивые мнения о периоде 1939-1945 гг., за который он был осужден французскими судами, то они в основном были спорными только для его политических оппонентов и представителей молодого поколения. Например, когда он сказал в 2005 году, что «во Франции немецкая оккупация не была особенно бесчеловечной», это не было «апологией преступлений против человечности», как хотел бы суд, приговоривший автора этих слов к трем месяцам тюрьмы и штрафу в 10000 евро, только простой констатацией исторического факта. Это подтвердит любой историк, который может объективно сравнить баланс оккупации Сены и Вислы.

Активисты и сторонники не могли допроситься президента просто прекратить высказывания на эту тему, потому что каждое заявление будет искажено и использовано против него. Темперамент, самоуверенность и любовь к каламбурам часто брали верх над политическими расчетами. Правда, это не привело к «протоколу 4,90%», как в случае с известным польским правым политиком (этот потолок голосов не был превышен Янушем Корвин-Микке на выборах в Сейм и в депутаты пост президента РП; лишь однажды он набрал 5,2% голосов, но депутатом тогда не стал - прим. ред.), но пропаганде стало легче наносить удары ФН.

Похоже, что с приходом к власти Марин Ле Пен мода на дьяволизацию путем гитлеризации потеряла свое значение. В одном из своих первых телеинтервью новый президент прямо ответила на колкости журналистки: «О чем вы? Я родилась в 1968 году».

У него было все: молодость, талант, авторитет и т.д.

Что касается основания самой группировки, то ее часто преподносят как личное дело Ле Пен. На самом деле, если проследить историю партии, было бы абсурдно отрицать клеймо, наложенное «Менгиром», выдающейся личности, выдающегося оратора, истинного народного трибуна. Его стиль — политик, правящий железной рукой — был известен всем, кто имел возможность сблизиться с ним. Если бы французы знали популярную в странах за железным занавесом остроту: «Я говорю партия, я думаю Ленин», они наверняка переняли бы ее для Национального фронта. НФ — это Жан-Мари, этого нельзя отрицать, но так было не всегда.

Национальный фронт был создан в 1972 году как некая предвыборная платформа, объединившая внепарламентских правых, национальных правых и даже правоцентристских голлистов, обиженных на генерала за французский Алжир. Spiritus movens предприятия был небольшое, но энергичное и радикальное движением Ordre Nouveau («Новый курс»), разработавшее программу и стратегию для парламентских выборов 1973 года. Не хватало только одного: непротиворечивого и символического лидера, стоящего за пределами разногласий. Организаторы хотели, чтобы пост лидера партии занял Доминик Веннер, который в то время пользовался авторитетом в национальном правом сообществе благодаря своим заслугам как активист и интеллектуал, но последний решил уйти из политики.

Таким образом, Жан-Мари Ле Пен был вторым выбором. Самый молодой депутат-пужадист в 1956 году (назван в честь Пьера Пужада, основателя Union de Défense des Commerçants et Artisans, партии протеста мелких предпринимателей; тогда он получил 53 места в Национальном собрании — прим. ред.), затем переизбраный как независимый депутат, взявший отпуск в парламенте, чтобы поехать добровольцем в качестве унтер-офицера в Алжир. У него было все, что нужно: молодость, талант, авторитет и т. д. В 1963-1966 годах он стал известен как глава комитетов Жана-Луи Тиксье-Виньянкура, юриста и правого деятеля, неудачно баллотировавшегося на президентских выборах.

Когда формировался Национальный фронт, Ле Пен несколько лет был в длительном отпуске от политики и был издателем грампластинок. Таким образом, в октябре 1972 года он возглавил новую партию, сначала как почти подставное лицо, но уже весной 1973 года стал единственным капитаном на борту. Министерство внутренних дел тогда расформировало Ordre Nouveau, и при случае еще и Троцкистский революционный союз - типичное подрезание крыльев, сделавшее Национальный фронт единственной структурой национальных правых. С этого момента Ле Пен начал проявлять себя.

Это не означает, однако, что Национальный фронт превратился в организационно-идеологический монолит. Это еще один миф, рожденный в воображении оппонентов, убежденных, что группа, обвиняемая в тоталитаризме, сама должна быть тоталитарной, но охотно подхваченный и сторонниками НФ, ищущими ободряющий образ дружной семьи, объединенной вокруг высшего политического идеала.

Ни партия, ни программа никогда не были монолитом. С самого начала НФ была крайне разнообразна в идеологическом отношении, представляя собой некое общее движение, сосредоточенное вокруг наименьшего общего идеологического знаменателя, определенного в первой версии программы 1973 года, которая с тех пор почти не изменилась: пропорциональное парламенту законодательство, очень строгие иммиграционные правила, профессиональная армия (этот пункт будет реализован президентом Жаком Шираком в 1997 году), защита торговли, ремесел и среднего класса (отголоски пужадизма молодого Ле Пена), политика поддержки семей, деполитизация государственных учреждений и образования. Еще не стоял вопрос о европейском суверенитете и объединении.

По другим вопросам, особенно экономическим, программа партии лавировала от рейгановского либерализма к протекционизму, от атлантизма к изоляционизму, в зависимости от того, кому довелось заниматься этим вопросом. Некоторые пункты также были намеренно отодвинуты на второй план, чтобы со временем вообще выпасть из программы. Например, во второй половине 1980-х годов стены французских городов были увешаны плакатами НФ с требованием восстановить отмененную в 1981 году смертную казнь, тема, сегодня совершенно устаревшая. Что касается так называемых моральных реформ 2010 года, таких как гомосексуальные свадьбы, то НФ даже не сочла уместным выступить.

Даже если НФ с 1972 г. окреп, централизовался и превратился из разрозненной конфедерации, какой он был на момент своего возникновения, в профессиональную политическую партию, в идеологической сфере он еще долгое время оставался многолинейным. Были и традиционные католики, и неоязычники, и обычные патриоты, и рабочие, и буржуазия и так далее. Термин «национальная семья» сделал внутри партии немалую карьеру: каждый член семьи сохраняет свою идентичность, но работает сообща. До трансформации партии под руководством Марин Ле Пен во внутренних перестановках даже придерживались каких-то неписаных квот, но сегодня это отошло на второй план.

Серия расколов и диаболизация

Множественные тенденции неизбежно приводили к разделениям и разногласиям. Собственно, вся история Национального фронта, с момента его создания и захвата Жаном-Мари Ле Пеном до наших дней, представляет собой одну большую череду расколов. Из НФ уходили многочисленные активисты, иногда с руководящих постов, иногда в одиночку, иногда с меньшей или большей группой «верных». Очень мало осталось ветеранов полувековой давности в сегодняшнем РН (в 2018 году Национальный фронт сменил название на Rassemblement national (РН) — Национальный союз). Большинство из них исчезло в глубинах истории и ушло из политики. Кто сегодня помнит все эти экзотические названия, такие как партия «Новые силы», комитеты «Новый космос» или движение «Работа и Родина»? А партии Ле Пен что как что, но в долговечности не откажешь.

Самым опасным для формирования и его президента, несомненно, был переворот Бруно Мегре в 1999 году, который он сам презрительно назвал «путчем». Мегре, тогдашний номер 2 Национального фронта с претензиями на неформальную позицию дельфина, вывел из партии более половины региональных советников, депутатов Европарламента и мэров, а также почти всех высших аппаратчиков. Ему также удалось привлечь на свою сторону большинство партийной интеллигенции и молодежного актива. Ле Пен остался с горсткой сторонников, но сочувствующие и избиратели не разочаровали.

Потребовалось некоторое время, чтобы восстановить электоральную позицию, но Мегре вскоре ушел из политики и вернулся на безопасный пост в государственной администрации, а Ле Пен вышел во второй тур президентских выборов три года спустя, чтобы встретиться с Жаком Шираком. Посвящается тому, кто в 1974 году набрал 0,74% голосов, а в 1981 году даже не мог начать из-за отсутствия подписей.

Второй тур выборов 2002 года обязательно войдет в историю и войдет в учебники. Массовые «антифашистские» демонстрации — отчасти спонтанные, отчасти направляемые политическим классом, — особенно с участием молодежи, были явлением, никогда ранее не наблюдавшимся в таких масштабах. Двухнедельный уличный фестиваль моральной гипертрофии, по формуле Арнольда Гелена, был фактическим апогеем дьяволизации Национального фронта.

Однако дьяволизация, т. е. признание Национального фронта партией иного характера, чем все остальные, с которой нельзя заключать никаких союзов по моральным соображениям, не всегда была консенсусом. В 1970-х такой необходимости не было: НФ достигал на выборах результатов в районе нескольких процентов голосов, даже ближе к 1%, а в 1980 году насчитывала всего 270 членов. Довольно далеко от массовой партии, первой партии Франции четверть века спустя. Когда с 1983-1984 гг. он стал добиваться результатов, особенно на местном уровне, порядка десятка-двадцати процентов, его воспринимали как одну из партий, крайних и противоречивых, но еще не отмеченных клеймом морального исключения.

В 1986 году президент Франсуа Миттеран даже счел Национальный фронт полезным инструментом для сдерживания влияния классических правоцентристов. Введение им пропорционального ордонанса позволило тогда националистам занять 35 мест, что, согласно умному макиавеллиевскому предположению, должно было обеднить владения голлистов. Однако французский политический класс быстро вернулся к типу JOW (одномандатные политические округа) в два тура, что означало, что партия с поддержкой 15%, 20% и даже 25% по стране была лишена адекватного представительства в парламенте. на следующие 30 лет.

Существование санитарного кордона с самого начала также во многом является мифом. Лишь в 1990-х левым удалось путем морального шантажа навязать принцип не вступать в союзы даже на местном уровне.

Раньше потоки между НФ и правым крылом были довольно распространены: местные избирательные соглашения, совместные списки во втором туре, политики, меняющие клубные цвета тем или иным образом и т. д. На региональных выборах 1986 г. правые пришли к власти при поддержке советников НФ в семи регионах, в том числе в четырех, назначив им вице-президентов. Десять лет спустя все было совсем иначе: Ле Пен набрал 15% на президентских выборах, НФ правили в нескольких крупных городах, таких как Тулон, но благодаря постоянной политической и медийной кампании левым удалось навязать правоцентристам концепцию санитарного кордона. В марте 1998 г. правоцентристские президенты регионов, избранные (тайным голосованием!) при поддержке советников НФ, даже без какого-либо формального союза, на перегонки подавали в отставку, оставив власть социалистам, чтобы не быть обвиненным в «правлении благодаря фашистам». Союз с НФ и даже обычная поддержка стали чем-то вроде злого мзиме, способного загрязнить самые благородные политические обязательства.

Время Марин Ле Пен

Одна из формул, которую левые властелины душ используют для дьявольской критики Национального фронта, заключается в том, что его повестка дня и политические цели якобы «противоречат республиканским ценностям». Означает ли это, что это неконституционная партия? Точно нет. Если бы это было так, если бы она предложила пункты, нарушающие французское законодательство и конституцию, запретить ей было бы простой формальностью. Французские суды похожи на главу Еврокомиссии Урсулу фон дер Ляйен: у них есть нужные инструменты, и они их используют. Кто определяет эти «ценности»? Никто. Ни один критик даже не пытается определить, какими должны быть эти мифические «республиканские ценности», подобно шаману, читающему заклинания злому мзиму.

Вслед за французскими интеллектуалами подобные заклинания повторяют и польские журналисты, иногда достигающие значительного абсурда, как, например, обозреватель «Krytyka Polityczna» [Якуб Маймурек в Твиттере], который, не моргая глазом, пишет, что «небелое, некатолическое население Франции во всей политической практике Наблюдательного совета никогда не рассматривалось как полноправные граждане». Он пишет о партии, которая с самого начала выбрала ассимиляционизм и не делает различия между расой и религией.

Это подводит нас к другому мифу. Хотя критики называют НФ, а сегодня НС, «крайне правыми», а симпатизирующих — «национальными правыми», на самом деле это не имеет ничего общего с реальностью. Программная эволюция НФ, с одной стороны, и сползание французской политической сцены влево, с другой, означают, что партия фактически заняла место правоцентристов-голлистов, которые, в свою очередь, за последние полвека сместились влево. Сегодняшние постулаты НС даже по самым спорным вопросам, таким как миграционная политика или отношение к брюссельскому евроцентрализму, — это просто программа голлистской RPR (Rassemblement pour la République — Ассамблея за республику) 1980-х и 1990-х годов. Многие сегодняшние заявления Марин Ле Пен могли быть легко на устах голлистских лидеров, таких как Шарль Паскуа и даже Жак Ширак, до победы на президентских выборах. И знаменитые острые слова генерала де Голля, которые дефинировали Францию в 1960-х годах как «европейский народ белой расы, греко-латинской культуры и христианской религии», прошли бы через уста Жан-Мари Ле Пена, но не его дочери.

Еще одно интересное наблюдение, иллюстрирующее этот момент: в 1980-е годы партия Ле Пен привлекала политиков и правоцентристских активистов. Именно тогда к Национальному фронту присоединился весь контингент выдающихся деятелей и интеллектуалов из кружка Club de l’Horloge во главе с упомянутым Бруно Мегре, не нашедших себе места в UDF (Union pour la démocratie française — Союз за французскую демократию, поддерживаемый президентом Валери Жискар д'Эстеном) или RPR. В 21 веке НС привлекает и деятелей других партий, но скорее левых, таких как Флориан Филиппо, автор стратегии дедиаболизации, называющий себя левым голлистом, выходцем из окружения Жан-Пьера Шевенмана, бывший министр-социалист, но противник Брюсселя. Иногда эти трансферы носят еще более экзотический характер, как для якобы «крайне правых»: депутат Жозе Эврар на протяжении десятилетий был видным активистом Коммунистической партии Франции, а Андреа Котарак, региональный советник из Лиона, перешел от… меланшонистов (крайне левый Жан-Люк Меланшон создал популисскую La France Insoumise)

Это радикальное изменение? Прав ли политолог Жан-Ив Камю, когда говорит, что идеология играет все меньшую роль в Наблюдательном совете? А может быть, оно всегда было на втором месте, а на первом стоял неопределенный патриотически-политический проект защиты Франции и французской национальной общины от различных угроз? Может быть, этого просто требует электорат, и партия, следуя его воле, меняется, как меняется французская нация? Избиратели - а сегодня две трети французов хотя бы раз в жизни голосовали за партию Ле Пен - не радикалы. Это просто патриоты, люди без какой-либо особой политической формации, любящие свою страну, привязанные к очень общему и смутно понимаемому французскому образцу, часто реагирующие на бытовые проблемы - отсутствие безопасности, экономический кризис, разочарование в политических элитах - и оказывающиеся в дискурсе Национального фронта.

– Адам Гвязда

TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

  – Перевод Надин Алейник