Как обычно, когда израильско-палестинский конфликт переходит в новую фазу на Ближнем Востоке, на улицы Франции выходят демонстрации в поддержку Палестины, и каждый раз пересекается очередная граница. Во время особенно массовой демонстрации на площади Республики в Париже вечером 19 октября 2023 года многотысячная толпа арбо-мусульманских иммигрантов первого, второго и третьего поколений, а также французов, активистов и сочувствующих левым, скандировали «Аллах Акбар!» Это не национально-освободительный лозунг типа «Свободная Палестина», а ритуальный призыв строго религиозного характера, являющийся символом радикального исламизма. В самом сердце крупнейшей столицы Европы толпа скандирует тот же клич, что и нападавшие исламисты. Можно справедливо полагать, что палестинский вопрос здесь является лишь предлогом.

Чтобы понять сложные отношения французских левых с конфликтом на Ближнем Востоке, нам нужно вернуться в 1948 год, через три года после окончания Второй мировой войны, когда два основных левых течения, ранее весьма недоверчивые к сионизму как националистическому направлению, оторванного от классовой борьбы, поддержали создание Израиля.

«Франция, левые и еврейский народ имеют фундаментальное родство», — пишет Жак Аттали, интеллектуал и серый кардинал при сменявших друг друга президентов Франции на протяжении более 40 лет. «Французы, как евреи и левые, разделяют универсалистскую концепцию ценностей, полагая, что то, что хорошо для них, хорошо для мира, и вся эта троица принесла миру концепции универсального масштаба: монотеизм, права человека и социализм». Французские левые всеми силами поддерживали создание и защиту израильского государства, которое тогда было в авангарде социал-демократических систем. Показательным, например, является тот малоизвестный факт, что израильская ядерная бомба – это практически подарок Франции.

Социалисты считали оправданным то, что европейские евреи, избежавшие преследований во время войны, поселились в еврейских колониях, основанных в Палестине, находившейся под властью Великобритании. Их симпатии частично объяснялись тем, что многие ведущие активисты французских левых были также активными сионистами, например Андре Блюмель. Следует помнить, что Государство Израиль, которым до 1977 года управляла Партия труда, родная сестра Лейбористской партии, было своего рода воплощением левой утопии, к которой стремились европейские левые. Многие французские социалисты, коммунисты и троцкисты получили свои навыки в кибуцах, которые воспринимались как своего рода успешный социалистический эксперимент, своего рода «колхоз с человеческим лицом», освобожденный от советской одиозности ГУЛАГа и Сибири.

Что касается французских коммунистов, весьма влиятельных с электоральной точки зрения до 1980-х годов, то их отношение к израильско-палестинскому конфликту было производным от линии, навязанной Советским Союзом. Сталин поддержал создание Израиля, что, по его мнению, ослабило британский мандат в Палестине. Позже он надеялся, что еврейское государство станет источником беспорядков в стратегическом регионе.

СССР поддерживал еврейское государство примерно до Шестидневной войны 1967 года, но ситуация изменилась после захвата Израилем новых территорий и Восточного Иерусалима . Поддерживаемый США оккупант Палестины скатился до категории «цепных собак империализма», а палестинцы резко оказались в категории наций, борющихся за свободу. Коммунистическая партия Франции, конечно, пошла по стопам Советов.

Поэтому, когда в 1970-е годы во Франции палестинский вопрос встал особенно остро, его подхватили довольно крайне левые, те, что левее коммунистической партии и социалистов.

Два важных фактора сыграли важную роль в участии крайне левых сил. Во-первых, палестинский вопрос, который считался продолжением колониального вопроса, возник всего через пять лет после войны в Алжире. На смену одной арабской нации, пользовавшейся симпатиями и поддержкой левых, пришла другая. Во-вторых, в то же время разразилась война во Вьетнаме, которая быстро переросла в символический эсхатологический конфликт и навязчивую идею западных левых. Израиль, союзник США, участвовавший во Вьетнаме, взял на себя часть ненависти, потерял свой моральный статус «родины выживших» и своего рода политическую девственность, а палестино-израильский конфликт стали рассматривать как элемент глобальной головоломки.

Интересно, что глашатаями палестинского дела на Сене были первые ближневосточные христиане, как правые, так и левые.

Первые навязали палестинский вопрос национальным правым, во имя идентичности, но также в некоторой степени сыграли на теме «второго Христа», распятого евреями в лагерях беженцев. Гилберт Дауед, палестинский христианин, был одним из лидеров Федерации студентов-националистов на рубеже 1970-х и 1980-х годов. Он является причиной того, что французские национально-революционные активисты будут продолжать носить арафатку в течение многих лет, шокируя этим элементом одежды классических, национальных и буржуазных правых, например, из Национального фронта, и внося когнитивный диссонанс в среду политической полиции и политологов.

    Подписывайтесь на наш фейсбук  
  Последние заинтересовали в палестинском вопросе крайне левых во имя антиколониализма и национально-освободительной борьбы. Предшественниками этой линии были прогрессивные пост-соборные христиане и их печатный орган «Témoignage chrétien» (фр. «Христианское свидетельство»), но особенно сильные и популярные маоисты видели в нём стратегическую возможность обхода Коммунистической партии слева и возможность добраться до рабочих-иммигрантов арабского происхождения, а также способ альтернативного проникновения в рабочий класс, почти полностью контролируемый в то время железной хваткой коммунистического профсоюза ВКТ (фр. Confédération générale du travail, CGT). Сам Ясир Арафат, основатель Организации освобождения Палестины в 1964 году, во время двух своих визитов в Китай дал повод для подобного рода близости на политическом ландшафте на Сене.

Хотя вооруженная борьба как таковая, казалось, не вызывала особых эмоций, а плакаты с федаинами держащими в руках автоматы Калашникова были неотъемлемым элементом левой пропаганды, терроризм палестинских организаций вызвал некоторые споры, особенно во время нападения на израильских спортсменов на Олимпийских играх в Мюнхене в 1972 году. Палестинцы потеряли симпатии части французских левых сил, но другая их часть продолжала оказывать давление. Писатель Филипп Соллерс, в то время маоистский активист, написал в литературном ежеквартальном журнале «Тель Кель», что палестинцы имеют право прибегнуть к терроризму, будучи жертвами пыток в израильских казематах.

15 октября 1972 года Жан-Поль Сартр заявил в «Деле народа» («La Causa du Peuple»): «В этой войне единственным оружием палестинцев является терроризм. Это ужасное оружие, но у бедных и угнетённых другого нет». В общем, неудивительно, что «чемоданчики», то есть левые интеллектуалы, всего десятилетием ранее поддерживавшие, иногда активно, террористические методы алжирского ФНО против собственных соотечественников, смогли найти оправдание терактам. Подобную картину мы увидим два поколения спустя, в 2023 году, в форме принятия Хамаса и его методов.

После окончания войны во Вьетнаме в 1975 году Коммунистическая партия Франции, следуя инструкциям Кремля, стала более активно поддерживать Организацию освобождения Палестины (ООП). Её лидер Ясир Арафат стал культовым кумиром левой молодежи, подобно Че Геваре или Фиделю Кастро. Израиль, как американский авианосец на Ближнем Востоке, был объявлен врагом, колониальным государством апартеида и угнетения, тем более, что после трех десятилетий политического доминирования левых, в 1977 году правительство там перешло через демократические выборы к правому крылу Ликуда.

Уже тогда слева стало возникать разделение, которое сегодня приняло взрывную форму. Социалисты и Франсуа Миттеран энергично защищали право Израиля на существование и призывали Ясира Арафата отказаться от хартии ООП и признать Израиль, что в конечном итоге позволило бы двум государствам сосуществовать. Зеленые и коммунисты в целом были ближе к палестинцам, чем к Израилю, а пропалестинские Крайние левые осудили Израиль как государство апартеида, массовых убийств и даже «истребления». Антисионизм французских левых начал приближаться к классическому антисемитизму. Однако если тогда поддержка палестинского дела была частью классической левой парадигмы поддержки «прогрессивного» и национально-освободительного движения сопротивления, то сегодня внезапно оказывается, что левые рифмуются с исламизмом, Хамасом и «Аллахом Акбаром» на улицах. Как же дошло до таких перемен?

Новый этап начался в 1980-х годах. Ранее пропалестинские левые поддерживали прогрессивную ООП, но она достигла соглашения с Израилем, которое привело к созданию Палестинской автономии в секторе Газа и на Восточном берегу реки Иордан. Остальные палестинские организации на поле боя, наиболее активные в борьбе против Израиля и выражающие «праведный гнев угнетенных», были исламистскими, например, ливанская «Хезболла» и палестинский «Хамас». Необходимо было тактически закрыть глаза на религиозный аспект и спрятать под спудом просветительские принципы секуляризма.

По мере превращения политических симпатий в политические стратегии, в соответствии с материалистической диалектикой количество перешло в качество и возник совершенно новый идеологический шаблон, который часто называли исламо-левизной (Islamogauchisme).

Этот термин впервые был использован социологом Пьером-Андре Тагиеффом в его книге 2002 года о «новой юдофобии». Первоначально этот термин носил чисто описательный характер и относился к политическому сближению между мусульманами-фундаменталистами и крайне левыми группами, но быстро превратился в оскорбление. Проклятое и отвергнутое самими левыми, сравнившими его с словосочетанием «иудео-большевизм» из нацистского лексикона, оно, наконец, вошло в общественную дискуссию, когда его использовали министры Эммануэля Макрона после убийства Сэмюэля Пати, учителя, иллюстрировавшего уроки по свободе слова карикатурами на пророка Мухаммеда.

Каковы глубокие причины такого сближения? В своем романе «Покорность» Мишель Уэльбек определил исламо-левизну гораздо смешнее и точнее: «отчаянная попытка разлагающихся и гниющих марксистов в состоянии клинической смерти вырваться из свалки истории, цепляясь за растущие силы ислама».

Начиная с 1980-х годов левым, привыкшим к интеллектуальному и политическому доминированию, пришлось столкнуться с явлением исчезновения ядра своего традиционного электората, то есть крупного промышленного рабочего класса. С одной стороны, рабочих становилось всё меньше из-за прогрессирующей деиндустриализации, а с другой, оказалось, что они гораздо больше были привязаны к вопросам идентичности, чем могло показаться. Эпоха «последнего боя» и интернационализма закончилась: рабочие во Франции сегодня массово голосуют за Марин Ле Пен (68% на последних президентских выборах).

Поэтому левые решили последовать ироничному совету Бертольта Брехта, данному режиму Восточной Германии после Берлинского восстания в 1953 году. «Разве не было бы более простым решением, если бы правительство распустило нацию и выбрало другую?» Левые, терявшие поддержку, решили создать себе электорат.

Этот проект был изложен научными словами аналитическим центром Terra Nova в 2011 году. Поскольку рабочий класс предает левые партии в пользу «фашистов», недостающие голоса можно найти среди населения пригородов французских агломераций. Таким образом, аналитический центр превратил судьбу неизбежного конца рабочего класса в теорию широкой коалиции меньшинств, состоящей из мусульман, женщин, ЛГБТ и молодежи из пригородных районов.

Феномен оттока рабочего класса совпал с другой тенденцией, а именно с массовым притоком иммигрантского населения, главным образом африканского и ближневосточного происхождения, в таких масштабах, что многие говорят о нём, как о концепции «Великих перемен». В некоторых регионах великие этнические перемены заставили левых претерпеть большие идеологические изменения. Чтобы завоевать голоса нового электората, необходимо было обратиться к важным для него темам.

Надо открыто сказать, что большая часть населения иммигрантского происхождения не интегрируется с коренным населением, в том числе и в политическом аспекте. Она переносит на территорию Франции свои собственные идеологические модели и антагонизмы, наиболее показательным из которых является трансплантация конфликта с Ближнего Востока. В населении французских предместий живет не чувство национальной общности, а этнорелигиозная солидарность. Для них палестинский вопрос часто является своего рода прокси-конфликтом, фасадом восстания против институтов, и санкционированного исламизма. Даже те из них, кто не может показать на Палестину на карте, носят значки с палестинским флагом и ходят на пропалестинские демонстрации.

Электоральная переориентация привела к изменению дискурса и, как следствие, к изменению приемлемого спектра взглядов. Крайние левые начали любить всё, что раньше жгли, и сжигать всё, что раньше любили. К черту светскость, нерелигиозность, свободу слова, нейтралитет в публичном пространстве и т.д. Жан-Люк Меланшон прошел долгий путь от осуждения «отвратительного и непристойного» хиджаба в 2010 году до его подтверждения и признания требования запрета на ношение показной религиозной символики в школе исламофобией.

Вот уже несколько лет существует идеологический конфликт между левыми универсалистами французского типа и левыми нового типа, точь-в-точь копирующими американские модели мышления и вносящими этнические проблемы через черный ход, что традиционно является анафемой для республиканского консенсуса. По примеру феминисток, организующих запрещенные для мужчин мероприятия во имя равноправия, представители мусульман и этнических меньшинств организуют запрещенные для белых демонстрации и митинги во имя антирасизма.

Закрытие этой политической тенденции для людей с более классическими левыми, социальными и протекционистскими требованиями, некоторые из которых даже присоединились к Национальному совету, сопровождается открытием для групп и течений с такой экзотической идеологией, как «деколонизаторы», «Партия коренных народов республики» или просто обычные антибелые и антифранцузские расисты, такие как активистка алжирского происхождения Хурия Бутельджа, не говоря уже о наиболее радикальных исламистах. Политики, такие как активистка партии Меланшона Даниэль Обоно, которая отказывается петь национальный гимн, должны привлечь левых желаемых арабо-мусульманских избирателей из пригородов, что им даже в некоторой степени удаётся, учитывая результаты парламентских выборов в иммигрантской среде. пригороде, где команда Меланшона набирает до 60% в первом туре.

Последовательно реализуемая стратегия через несколько лет оказалась практически победной, поскольку в первом туре последних президентских выборов Жан-Люк Меланшон уступил Марине Ле Пен с перевесом всего в 400 тысяч голосов. Ему оставалось всего 9 голосов до успеха, то есть выхода во второй тур и борьбы с Эммануэлем Макроном. На этот раз 69% проголосовавших за него избирателей-мусульман было недостаточно, а в следующий раз - кто знает?

В конечном счете, события, связанные с отказом осудить действия Хамаса, похоже, закрепили победу исламолефтизма и даже его враждебный захват власти над душами левых. Горстка левых и крайне левых интеллектуалов и политиков, немногочисленная, но очень влиятельная в средствах массовой информации и правозащитном движении, привела к приданию исламу ореола святости во французской политической жизни. Спустя восемь лет после нападения на Charlie Hebdo французские левые больше не Charlie. Однако большинство из них вполне могут сказать: «Je suis Hamas».

– Адам Гвязда

 TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

— перевёл Кирилл Захаров