ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК TVP: Как практикующему врачу найти свой путь в современном мире, где наука постоянно подвергается сомнению, окружена теориями заговора, самозваными авторитетами и кризисом доверия, возможно, самым большим в ее истории?

Брэнди Шиллес: Как историка медицины, меня уже ничто не удивляет. В конце концов, вся история этой науки – это история недоверия к ее открытиям, а также распространения полуправды. То, что произошло во время пандемии COVID-19, – лишь продолжение этой истории, на которую наложилась огромная политическая и социальная поляризация сегодняшнего дня.

Однако сегодня мы поговорим не об эпидемиях, а о трансплантации. Я никогда не думал, что наряду со «звездной гонкой» времен холодной войны между США и СССР существовало еще одно соперничество, и именно в области медицины…

В своей последней книге я рассказываю о том, как шло ожесточенное соперничество в области медицины и даже трансплантации и как первые эксперименты проводились в Советском Союзе. Вспомним, что наибольшие успехи в медицине, искоренение многих болезней и распространение прививок пришлись на период после Второй мировой войны. Тогда же были проведены первые успешные трансплантации, первая из которых – пересадка почки – состоялась в 1954 году в США. Первые донор и реципиент были монозиготными близнецами, поэтому риск отторжения был ограничен. Один брат пожертвовал почку другому, но операция, проведенная доктором Джозефом Мюрреем, была сопряжена с огромным риском. Если бы эта пересадка не удалась, это означало бы, что существование всей отрасли медицины оказалось бы под вопросом, вплоть до конца трансплантологии, или, в лучшем случае, пришлось бы сделать несколько шагов назад.

Зачем русские в 1950-х годах создали двухголовую собаку? Это кажется нелепым fakenews, если бы это не было запечатлено на пленке.

Самый простой и, возможно, несколько пренебрежительный ответ на ваш вопрос: потому что могли! В годы холодной войны не было ничего важнее демонстрации превосходства своей идеологии, политической системы и уровня науки. Гонки – космическая, оружейная, медицинская – были в самом разгаре с самого начала. Если одна страна показывала, что ее наука победила, это означало, что и весь ее строй тоже превосходит иные. Триумф означал уверенность в правильности идей и светлое будущее империи. Возможно, именно поэтому проводились довольно странные эксперименты. Одним из них было приживление головы живой собаки к телу другой собаки в Москве. Предоставление американским ученым кинопленки с изображением этого животного было частью советской пропаганды, своего рода тактикой со стороны СССР. Русские хотели показать всему миру, что они решили проблему трансплантации. Конечно, никто не знал, что эти животные жили очень недолго, происходили отторжения. Однако профессор Института хирургии в Москве Владимир Демихов представил на пленке созданную им собаку, которая пила молоко и жила с двумя головами. Ученые из США, не зная дальнейшей судьбы этих животных, могли подумать, что самые сложные проблемы трансплантологии решены в СССР.

И через некоторое время у русских появились подражатели в США, которые их пытались догнать.

Главный герой моей книги «Доктор Уайт и его головы» – американский трансплантолог доктор Роберт Уайт. Он был выдающимся ученым, и уже в 1960–1970-х годах он поставил перед собой цель не только пересаживать органы, но и проводить «трансплантацию всего тела» человека. Хотя сегодня это все еще звучит как научная фантастика, на самом деле это не так уж нереально. Уайт хотел помочь парализованным пациентам, у которых функционировала только шея или грудь. Он работал над тем, чтобы дать им новое тело путем добавления донорского тела. При этом он не стал вводить понятие «пересадка головы», поскольку, будучи твердым приверженцем католицизма, он понимал, что голова является носителем человеческого существа, его «Я» и души. Уайт знал, что парализованные люди живут короче, поэтому он хотел дать им более долгую жизнь. Он утверждал, что результатом его экспериментов может стать улучшение качества жизни людей, подобных парализованному Стивену Хокингу. Поэтому он риторически спрашивал, почему мы отказываем таким пациентам в этом праве.

Уже под конец своей научной карьеры он даже нашел добровольца для своего эксперимента.

К нему обратился Крейг Витовиц, который был полностью парализован. Операция так и не состоялась, не было юридического согласия, к тому же органы пациента начали отмирать. Поэтому неизвестно, удалось ли бы в результате операции сохранить непрерывность сложного человеческого спинного мозга.

Однако доктор Уайт прославился – как и русские – своими неоднозначными экспериментами над животными. Они были довольно жестокими, вызвали волну протестов, и ученого окрестили «доктором Мясником».

Но, в конце концов, сегодня таким же нападкам и критике подвергается Илон Маск, испытывающий свои устройства Nauralink на животных (по имеющимся данным, в лабораторных экспериментах уже использовалось более 1500 животных, на мозге которых испытывались имплантаты интерфейсов мозг-машина – прим. ред.).

    Подписывайтесь на наш фейсбук  
  В своей книге о докторе Уайте я попыталась представить более сбалансированный взгляд на эксперименты над животными. Этот доктор в конечном итоге спас множество жизней, особенно детских. В ходе экспериментов на животных он разработал инновационные методики, которые используются в медицине и сегодня, например, технологию перфузии – локального понижения температуры мозга при проведении хирургических операций – за нее он был номинирован на Нобелевскую премию. Конечно, организации по защите прав животных критиковали его за эксперименты на приматах. Но в 1970-е годы существовали другие стандарты проведения лабораторных экспериментов и исследований. Сегодня мы все равно считаем большинство из них нецелесообразными. Сам факт содержания обезьян в маленьких изолированных клетках без психической стимуляции является пыткой. Сегодня в США правила требуют, чтобы животные содержались в более естественной среде, а не в тесном помещении. Однако наибольшей критике Уайт подвергся за свои флагманские эксперименты, в ходе которых он пересаживал головы макак, изолировал их мозг и в течение определенного времени держал их живыми вне тела. Я думаю, что около 300 животных могли быть подвергнуты подобным испытаниям. Именно поэтому PETA (People for the Ethical Treatment of Animals – международная некоммерческая организация, борющаяся за права животных – ред.) назвала его «Доктор Мясник».

In 1970, Dr. Robert J White, a neurosurgeon at Case Western Reserve University, performed a head transplant on a monkey. pic.twitter.com/XcBp46jjRt

— Legends Of Surgery (@SurgeryLegends) October 24, 2016

Доктор Уайт, как и упомянутый выше автор первой трансплантации Джозеф Мюррей, были американцами ирландского происхождения, глубоко верующими католиками. Как их мировоззрение соотносилось с попыткой сыграть роль демиурга, а точнее... доктора Франкенштейна?

Для доктора Уайта не существовало разделения между религией и наукой. Он верил, что его способности хирурга и ученого исходят от Бога; он даже заходил так далеко, что говорил, что сам является руками Бога. Он называл себя «Humble Bob» (рус. смиренным Бобом). Конечно, в этом была доля высокомерия и раздутого эго, но – в контексте веры – Уайт действительно хотел спасать жизни, полагая, что жизнь человека, как и его душа, находится в мозге. Он полагал, что его исследования, направленные на сохранение жизни мозга, – это одновременно и борьба за жизнь человека.

А как это соотносилось с ватиканской доктриной?

Уайт сыграл огромную роль в формировании нового взгляда католической церкви на проблему трансплантации. Он считал себя личным другом папы Павла VI и святого отца Иоанна Павла II. Польский папа встречался с ним на аудиенции и, более того, пригласил Уайта стать членом Папской академии наук, чтобы лично консультировать его по вопросам биоэтики. Именно американец добился признания церковью смерти мозга как фактической смерти (вместо прежнего определения, основанного на прекращении дыхания). Он также сыграл важную роль в разработке Единого закона о признании смерти, принятого в США в 1981 г. для стандартизации критериев смерти мозга. Уайт с гордостью заявил, что именно он разработал такое «определение смерти».

Неужели эти вопросы до сих пор не вызывают сомнений?

По поводу определения смерти до сих пор существуют большие сомнения. Хотя у нас есть юридические описания этого понятия, окончательно единого медицинского определения не существует. У нас есть критерии, к которым относятся кома, отсутствие рефлексов ствола мозга и невозможность самостоятельно дышать. Но они все равно субъективны, зависят от того, кто их трактует, в какой стране и правовой системе мы находимся. В то же время необходимо четко понимать, что если нет рефлексов мозгового ствола, то «Вы» как личность мертвы. Вы не вернетесь, не проснетесь, клетки мозга, отвечающие за мышление и все остальное, что делает нас теми, кем мы являемся, безвозвратно погибли.

Как сегодня проходят дебаты об этике в трансплантологии?

Трансплантология с самого начала была окружена спорами. Возьмем, к примеру, печально известный случай с Брюсом Такером в 1960-х годах. Афроамериканец, попавший в аварию, был госпитализирован, и его органы были взяты без согласия его семьи. Кроме того, они были использованы для спасения белого пациента, и все это произошло на юге США. Этот случай вошел в историю и помог создать действующие сегодня правила, касающиеся того, когда можно забирать органы и какие протоколы при этом должны соблюдаться. Однако и сегодня не утихают споры о том, что именно можно делать с мертвым телом. Например, очень спорным является вопрос о том, можно ли использовать тела умерших людей в качестве инкубаторов для эмбрионов.

А каково будущее трансплантологии, другими словами – что станет следующей вехой?

Я думаю, что будущее за искусственным выращиванием органов с использованием стволовых клеток, а также за новой областью производства мозговых имплантатов, которые уже находятся на очень продвинутой стадии, в частности, в Университете Брауна или Массачусетском технологическом институте. Например, разрабатываются новые способы управления протезами конечностей с помощью этих имплантатов. А если говорить о трансплантации в более традиционном смысле, то я предвижу, что в скором времени пересадка матки будет осуществляться в более широких масштабах.

А что касается области ксенотрансплантации? Недавно человеку с неизлечимым пороком сердца впервые в истории пересадили генетически модифицированное сердце свиньи, но через два месяца он умер.

Свиньи используются для ксеногенных трансплантаций, т.е. между особями разных видов. Техника пересадки сердечных клапанов уже очень развита, но животное, как бы оно ни было физиологически похоже на человека, все равно не то же самое, что человек. Самым большим риском остается не только иммунное отторжение, но и опасность заражения реципиентов эндогенными вирусами животных. Кроме того, существуют этические проблемы, связанные с распределением органов животных и человека. Кто должен иметь приоритет в получении человеческих органов, а кто – животных, почему именно этот пациент, а не другой? Я написала для журнала Wired статью о случае, когда человеку предложили только свиные органы, поскольку он был признан слишком больным для получения человеческих органов. Это означает, что начинает создаваться иерархия пациентов, которые не «достаточно хороши» для человеческих органов, но могут получить «свиные». Это грозит возникновением как лучших, так и худших, разделений по экономическим или расовым мотивам, особенно в таких странах, как США, где медицинские услуги в значительной степени коммерциализированы.

Будет ли у истории этих самых передовых трансплантаций эпилог? Может быть, его напишет знаменитый доктор Серджио Канаверо, который уже много лет провозглашает, что пересадит человеческий мозг? Итальянский нейрохирург из Туринского университета уже объявил несколько лет назад, что пересадил голову мертвого человека, а теперь он объявляет, что сделает это на живом пациенте.

Забавно, что Вы спрашиваете о докторе Канаверо, ведь совсем недавно мы с ним переписывались. Он написал мне, что уже стоит на пороге большого прорыва, но я, конечно, отношусь к этому очень скептически. В большинстве случаев такая трансплантация, хотя и возможна технически, все же этически неприемлема. Человек, подвергшийся такой операции, должен будет принимать огромное количество лекарств для предотвращения отторжения трансплантата, скорее всего, будет парализован и долго не проживет. В то же время для проведения такого эксперимента необходимо будет взять все тело донора и пожертвовать его для этой цели независимо от людей, ожидающих органы. Это было бы очень трудно обосновать. Если так много людей ждут помощи, зачем отдавать все органы одному пациенту? Я считаю, что эксперименты, подобные эксперименту доктора Уайта, многому научили нас в области трансплантологии, например, технике перфузии, метаболизму мозга, хирургическим приемам и т.д., но, давая голове новое тело, мы не смогли бы реально спасти жизнь или даже продлить ее. Напротив, это, скорее всего, оборвало бы несколько других жизней – людей, ожидающих трансплантации. Эпилог этой истории, на мой взгляд, таков: знать и уметь делать операцию – это одно, но гораздо важнее знать, стоит ли ее делать.

– Беседовал Цезари Корицки

 TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

– перевод Денис Куценко

Доктор Брэнди Шиллес – историк медицины и признанная авторка книг по этой тематике, в том числе последней, переведенной на польский язык: «Доктор Уайт и его головы, или Смелые эксперименты в трансплантологии». В 2018 г. она стала лауреатом премии Научного фонда Артура П. Слоуна. Ведущая книжного клуба Peculiar Book Club – сообщества авторов и их читателей.

В настоящее время занимает должность главной редакторки британского медицинского журнала «Medical Humanities Journal BMJ». Ранее работала на кафедре английского языка, истории, в журнале по медицинской антропологии и др. В течение пяти лет работала научным сотрудником в медицинском музее.