Папские имена, которые каменщики прилежно выбивают в мраморе или травертине, начиная витиеватую дарственную формулу, через какое-то время начинают путаться в памяти. И мы уже не помним, какой дворец был возведен по величию и мощи власти ”Да будет!” Павла V, а какой – Александра VII. То же самое и с их фамильными гербами, расположенными немного ниже тиары, но достаточно отчетливыми, чтобы усилить славу имени.

Здесь можно встретить голубей Памфилии, лилии Медичи, львов рода Одескальки или тройной пик Киджи с сияющей над ним восьмиконечной звездой. Стоит только поднять голову. Благодаря им в памяти иногда всплывает имя донатора возведенного храма или портика, но…  Чаще всего сливаются в фантасмагорический зверинец из символических львов, драконов, быков, оленей, амуров и нимф.

Причем один мотив повторяется множество раз: хотя из всего рода только один его представитель занял место на престоле святого Петра: Маффео. Преемник Апостольского престола, епископ римский. Урбан VIII. Пчелы. Геральдические пчелы рода Барберини.

Заметим, что между величием назначения на должность епископа Рима и земными, мирскими силами и интересами, которые выходят на первый план во время того или иного понтификата, а может быть, особенно конклава всегда присутствует некоторая напряженность Это напряжение со временем ослабевает. Чем старше события, тем легче понять движения души, человеческие амбиции и слабости преемников святого Петра. Зато но понять все условия тогдашней ситуации на Аппенинском полуострове и в Европе гораздо труднее.

Эти несносные Габсбурги-католики

Как уложить в уме поддержку Габсбургов-католиков в Тридцатилетней войне (1618-1648) с нежеланием Габсбургов доминировать на окраинах Италии - например, во время войны за престолонаследие в Мантуе? Что делать в случае борьбы двух архикатолических стран, таких как Португалия и Испания? А можем ли мы указать “неуверенным” кардиналам на выход из Рима в случае фрондерства. недовольства испанского посла и клирика в одном лице, кардинала Гаспада де Бориа-и-Веласко,?

Маффео Барберини приходилось заниматься всеми этими вопросами. А также отправкой миссий в Новый Свет, вознесением к алтарям мучеников (не только распятых в Японии иезуитов, но и униатского епископа Речи Посполитой Иосафата Кунцевича!) и ходом галилейской интеллектуальной революции. Напомним, все это происходило на фоне интриг между Бернини и Борромини, которые царили в Риме почти 21 год.

Флорентийский род Барберини был великим, но все же не римским. То есть без княжеских титулов и наследственных земель. Более того, когда Маффео было три года, умер его отец. Поэтому образованием ребенка и всей его жизнью занялся дядя Франческо Барберини, чиновник Римской курии. Именно он привез десятилетнего мальчика на Тибр, отправил его учиться в Collegium Romanum, в школу, созданную основателем ордена иезуитов Игнатием де Лойолой, где учеников переводили от начального к университетскому образованию. Именно дядя поддержал молодого человека во время учебы на юридическом факультете Пизанского университета, а затем и протежировал в римскую курию.

Делия протонотария

Дальше Маффео уже справлялся сам в основном благодаря своим незаурядным способностям. Вместе с экзотическими должностями из-за Бронзовых ворот Ватикана (референдарий Сигнатуры, протонотарий, клирик Камеры) он занимал вполне понятные должности. В 1601 году Маффео Барберини стал папским легатом во Франции, а в 1604 году - епископом. Да, это быстро - через месяц после рукоположения в священники! А затем уже стал папским нунцием в Париже.

    Подписывайтесь на наш фейсбук  
  Он был в восторге от Франции. Французский двор отвечал взаимностью и поддержал его выдвижение кардиналом. Затем - еще больше титулов и чинов: архиепископство Сполето, префектура Суда, камерлинг коллегии кардиналов… Изобильный дождь титулов не прекращался до самого конклава в Ватикане, который после смерти больного Григория XV 6 августа 1623 года избрал поэта, юриста, эрудита и полиглота, кардинала Маффео Барберини папой римским. Так Маффео стал Урбаном VIII.

Лето 1623 года, когда в конклав избирал нового папу,  выглядело так. борьба между фракциями “боргезианцев”, “людовизианцев” и “сикстинцев”. Неописуемая жара, обрушившаяся на Рим, а вместе с ней - и с малярийная лихорадка. Все вышеперечисленное уже заслуживало бы не одной книги. А  их действительно было написано несколько. Перепады настроений испанской партии, болезнь кардинала Сципионе Кафарелли-Боргезе, желтый туман, поднимающийся с болот, в которые превратилась площадь Forum Romanum… К сегодняшнему дню все это уже высохло на страницах хроник, оно не не гудит и не вибрирует на стенах Рима. В отличие от пчелы Барберини, кстати.

Папа Урбан VIII не побил, к счастью, сомнительный ватиканский рекорд кумовства, установленный двумя веками ранее семьями Борджиа и делла Ровере. Но - к сожалению - сохранил определенную норму в этом вопросе. Поэтому его Брат Карло (не имевший ранее военной или административной практики) был назначен во главе папской армии (и это была грозная армия!) и Борго, одного из традиционных rioni (районов) Рима. Второй брат, Антонио, ранее скромный капуцин, получил шляпу кардинала. Племянник Франческо немедленно стал кардиналом и суперинтендантом Ватикана. За ним последовали назначения для младшего племянника и тезки Антонио-младшего. Надо было расставить “своих” на ватиканской шахматной доске - в рамках заботы о голосовании на следующем конклаве! Кроме того, женитьба еще одного племянника на представительнице рода Колонна означало, что молодоженам требовалось дать и земельные поместья, и титул князей Палестрины…

Наследство по женской линии

А дальше, как в жизни, у каждого из облагодетельствованных родственников пошло по-разному. Кардинал Франческо. вспыльчивый холерик по темпераменту, был благочестив и трудолюбив, а его младший брат Антонио в основном занимался умножением декоративных плащаниц и почестей. Только их дяде кардинальские бонусы не вскружили головы. Даже став кардиналом, он не изменил своих привычек: был скромным и набожным, как во времена своего капуцинства. А то, что ему досталось от семейных миллионов скудо, раздавал бедным.

Но даже это сегодня не вызывает особых эмоций. Тем более что два поколения спустя у семьи Барберини закончились потомки мужского пола, а титул сохранился благодаря гибкому наследованию со стороны женской линии родов Колонна и Саккетти.

Столь же эластичным оказалось и наследование ценностей из коллекций Урбана VIII и его кузенов-кардиналов. Многие из произведений искусства лишь сейчас, впервые за несколько столетий находятся в стенах Палаццо Барберини.

Так получилось, что выставка, открывшаяся к 400-летию конклава, как в зеркале отражает явление, которое еще трудно описать терминами из области политической науки. Это история искусства в сочетании с биографикой и историей интеллектуальных разворотов Европы.

“L'immagine sovrana” (“Образ правителя”) - это выставка, демонстрирующая всю полноту достижений семьи Барберини XVII века. Да, это были конструктивные достижения - но какие? Образ “главы рода” и его покровителя папы римского Урбана VIII? Для этого было бы достаточно пары бюстов, которые для Урбана VIII создавал скульптор Джованни  Бернини, и которые потом отправлялись в дар главам государств и религиозных общин.

Модель с гвоздем

Кстати, продвижение личного бренда не в печати или живописи, а через скульптуры стало одним из инструментов папы Урбана. Любопытная деталь: именно во время понтификата Урбана VIII популярным стал метод копирования скульптур не “на глаз”, а с помощью множества моделей, которые втыкали в гипс. Это позволяло позволило точно передать трехмерность в те времена, когда о 3D-сканерах даже и не мечтали. Даже Бернини с его легендарным трудолюбием не смог бы такого додуматься

Молодой апостольский протонотарий отличался смелостью и авангардистским вкусом: он заказал свой портрет у столь же молодого, но уже известного и “спорного” Микеланджело Меризи, более известного как Караваджо. Этот портрет и открывает выставку: двадцатисемилетний парень в плаще шоколадного цвета с малиновыми подкладками пронзает нас темными глазами. Правая рука мягко, но твердо прижимает страницы книги. Это жест, продиктованный условностью. Но по взгляду и облику видно - это не мошенник и не карьерист, а властелин.

Ага! - если мы забыли упомянуть - Маффео коллекционировал не только должности, путешествия и цитаты на иностранных языках. Будучи учеником Collegium Romanum, он начинает писать стихи и собирать библиотеку. На минуточку - накануне конклава она насчитывала около 40 000 томов. Став папой, Маффео снизил увлеченность чтением - ведь у него появилось множество новых обязанностей. Его стихотворения, пожалуй, не заслуживали того, чтобы именовать нового папу, например “новым Плутархом”. Однако их много раз перепечатывали. А самым известным считается стихотворение 1631 года, в котором автором оказывается копией царя Давида, стратегом и арфистом.

Вокруг папы Урбана вились льстецы. Один из них - Кампанелла, известный нам скорее своим радикализмом, описывал Урбана VIII как “христианского Аполлона”. Внешность, конечно, имеет значение. Однако секрет двора Барберини заключался в смелости и точности выборов. Для прославления своего рода они привлекали величайших.  Это не только скульптор Бернини, наиболее тесно связанный с папой. Но и десяток европейских знаменитостей: от Караваджо до Николя Пуссена, от Андреа Сакки до Клода Лоррена. Можно сказать, что подножие папского престола окружали астрономы, химики и историки. А среди них Афанасий Кирхнер, заслуживающий отдельного повествования как “человек барокко” (как да Винчи был “человеком эпохи Возрождения”). Исследователь Китая, иероглифов, сердечных клапанов, драконов, саламандр, тектоники, океанских течений, пирамид, соединений серы, теории полета, жуков, снов, гидрологии и дифференциальных уравнений, он приехал в Рим с прибыльной должности лектора в Авиньоне по приглашению Урбана VIII.

Правый профиль, профиль левый

Кого только папа не приглашал из Франции, каким знаменитостям не подражал, каких только приемов не искал! Через своего племянника, кардинала Франческо, он получил разрешение от Людовика XIII на создание в Риме ткацкой фабрики по производству ковров и гобеленов, которая до этого была французской государственной тайной. Взамен он милостиво разрешил своему скульптору Бернини высечь скульптуру кардинала Ришелье. Ранее всемогущий француз, очарованный, тем, чего Бернини мог добиться в мраморе, просил о такой возможности несколько лет.

Благодаря вышеописанному культурно-техническому обмену мир искусства приобрел не только портретный бюст Ришелье с французской бородой, но и курьез изобразительного искусства, также продемонстрированному на выставке. Это “полицейский” или “Тройной портрет” французского кардинала, созданный в мастерской Филиппа де Шампань: профиль справа, анфас, профиль слева.

За этим “Тройным портретом” стояли вполне конкретные причины:он выполнял роль этюда для будущего мраморного бюста. Так сложилось, кардинал не мог выехать из Франции, а скульптор Бернини - из Рима. У последнего, к слову. был дедлайн на дедлайне: строительство Дворца Барберини, Коллегии пропаганды веры, нескольких фонтанов, доработка базилики св. Петра в Ватикане и вечная партизанская война с архитектором Борромини. Но результат поразителен: на на холсте всемогущий Ришелье выглядит как красочный полицейский портрет. Нет лишь только шкалы роста.

В творчестве рода Барберини переплетаются все мотивы жизни на Земле. Почти как в творчестве Афанасия Кирхнера, где потоки лавы, водовороты ручьев и раковина улитки отсылают к одной и той же истине о Творении. Геральдические золотые пчелы красуются на сапфировых щитах гобеленов, сотканных под руководством Якоба ван дер Влите (итал. Джакомо делла Ривьера) под фразой “Hic Domus” (“Здесь есть [настоящий] Дом”) и герцогской короной, которую семья приобрела с момента покупки поместья Палестрина. Те самые пчелы кружат над головой аллегорической Италии на полотне Валентина де Булони и летают на этюдах Лоррена. Кстати, по легенде, в дни конклава над Ватиканом также роились пчелы. Как видно, они настойчиво жужжали в уши товарищей молодого Маффео из тогдашнего эквивалента Института Философии и социологии Академии Наук или Accademii dei Linceадi (“Академия рысей”. - Прим.перев.), учрежденной Ватиканом и названной так за исключительную остроту зрения диких кошек. Поэтому новоизбранному преемнику святого Петра ученые преподнесли трактат о пчелах под названием “Апиариум” и причудливо расписанное панно с изящным названием “Мелиссография”.

Но прежде всего они размножались вопреки природе, в соответствии со вкусами барокко, в мраморе, гипсе и травертине. Это были пчелы сонные, пузатые, исполинские. Сатирик и памфлетист (во времена Урбана VIII в них недостатка не было) Грегорио Лети насчитал их, более 10 000 штук. Но, кажется, он не искал их под подкладкой папского плаща на статуе Бернини, находящейся в Капитолийском музее, и не выискивал пчел с помощью зеркала на пальмовых листьях, созданных Борромини, под потолком церкви святого Иво? Тогда цифра в десять тысяч будет недостаточной.

Для чего же было это множество, этот рой - храмов, акведуков, полотен, фонтанов, беатификации, спектаклей, раскопок, опер, военных побед и колодцев, пробуренных в беднейших районах Рима? Была ли это гордость маленького Маффео, прошедшего путь из купеческого дома во Флоренции до помазанника Престола Мира? Или это высокомерие семьи, которая встала между задирающих нос Киджи и Фарнезе? Или чтобы показать силу святой, апостольской и обращающей мир  Церкви? Или смиренно прославлять красоту Творения, которое суть произведение и отражение славы Господа?

К счастью, речь идет об эпохе барокко, воспевавшей единство противоположностей, а не чрезмерную педантичность.

–Войцех Станиславский

 TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

–Перевод: Светлана Черепанова

Выставка “L’immagine sovrana. Urbano VIII  e i Barberini” (“Образ правителя. Урбан VIII и дом Барберини”), 18 марта - 30 июля 2023 года.