Он очень ценил теннисные игры, хотя больше всего его увлекал футбол, который он называл «отличным развлечением для парней». Он не избегал публичных заявлений о футболе, в интервью и комментариях прессы сравнивая роль футболиста с ролью актера. Как краковянин по рождению, он был ярым сторонником Краковии, он мог перечислить состав этой команды (как и ее конкурентов из-под Вавеля) из предыдущих нескольких десятков лет.
В Варшаве его можно было увидеть на стадионе «Легия» (часто в компании писателей Станислава Дыгата и Тадеуша Конвицкого или тренера по теннису Януша Геллиха), а когда на поле случалось что-то, что его раздражало, он не жалел нецензурных выкриков (видимо, также во время репетиций в театре мог бросить грубое словцо в адрес актера, который недостаточно старался).
Беспомощность
Однако нельзя сказать, что политика была для него такой же страстью. Скорее всего, в нее его впутали обстоятельства. Благодаря «Дзядам» Казимира Деймека 1968 года, в котором он сыграл Густава-Конрада, его имя ассоциируется с мартовскими протестами, а его 22-минутная большая импровизация перед зрителями (и властями, которые вскоре сняли «Дзяды» с плаката, вызвавшего студенческие волнения) была воспринята, как антироссийский манифест.
Или просто ее неправильно истолковали? Потому что Холоубек и тогда, и в последующие годы, хотя и дружил с артистами, давно распрощавшимися с коммунизмом, вроде Конвицкого, сам не участвовал в деятельности оппозиции. Можно сказать, совсем наоборот.
Вместе со своими коллегами-актёрами (включая Тадеуша Ломницкого, Войцеха Семена и Даниэля Ольбрыхского) он участвовал в первомайских парадах. После его роли в «Дзядах» коммунисты не списали его со счетов и не пожалели для него должностей и привилегий, и он от них не отказывался. В 1972 году он стал директором Драматического театра. В 1976 и 1980 годах «избирался» в Сейм Польской Народной Республики как беспартийный представитель Фронта Единства Народа. – Я думал, что как депутат смогу решить многие проблемы актерского сообщества. Однако вскоре депутатство стало угрожать моей свободе совести, — объяснил он годы спустя. Он имел эти полномочия шесть лет, в 1982 году, через пять недель после введения военного положения, он решил уйти в отставку. Что не поколебало его театральную карьеру, он продолжал выступать в театрах, на телевидении и в кино.
В 1989 году он вернулся в парламент, вошел в Сенат в числе списка оппозиционного Комитета Гражданской Солидарности. Но и эту встречу с политикой он считал неудачной. – Я стал сенатором вместе с моими коллегами Щепковским и Лапицким и оказался в тисках парламентаризма, очевидно, в надежде, что смогу защитить интересы людей искусства, особенно же театра. Сбылись ли мои надежды? Чувствуя себя беспомощным, я ушел – комментировал он.
Интеллигенция
Однако нет сомнения, что театр, актерское мастерство и режиссура доставляли ему большое удовольствие. После окончания Государственной Драматической Студии в Кракове (позже преобразованной в Государственную Высшую Театральную Школу), после непродолжительной работы в известных театрах Старом и Словацкого в Кракове, он последовал за своим бывшим педагогом Владиславом Возником в театр Выспяньских в Катовицах.
Подписывайтесь на наш фейсбук
Через десять лет, в конце 50-х годов он уже был в Варшаве. Его дебютная роль судьи Куста в спектакле Уго Бетти «Проказа во Дворце Правосудия» покорила как критиков, так и зрителей. До сих пор этот дебют на подмостках Камерной Сцены столичного Польского Театра называют одним из самых больших его достижений. «Если бы Оскар можно было вручать за актерское мастерство, я бы дал его Холоубеку за роль Куста», — писал историк театра, профессор Збигнев Рашевски.
Именно после этой постановки за Густавом Холоубеком закрепилось амплуа «думающего актера», и артист усердно старался ему следовать на протяжении последующих лет.
Можно привести в пример известный анекдот, произошедший в SPATIF в Варшаве. Однажды писатель и актер Ян Химильсбах (который, в свою очередь, представился простым человеком, попал в этот шумный, битком набитый людьми ресторан, потому что сначала он работал каменщиком на варшавском кладбище Повонзки). Он огляделся и громко закричал: «Интеллигенция съёбуй!»
Голубек должен был тогда встать со стула и сказать: - Не знаю, как вы, а я съёбую…
