А второй момент?
Второй момент заключается в том, что уровень рубля мало что говорит нам о здоровье российской экономики или о том, работают ли санкции. Несомненно, импортные санкции, которые укрепили рубль, являются огромной проблемой для российской экономики. Кроме того, сильный рубль в 2022 году стал проблемой для России, потому что он ограничил возможность финансирования бюджетной сферы за счет продажи энергоносителей – Россия получала меньше рублей с каждого проданного барреля нефти. Отсюда резкое снижение процентных ставок – сейчас они составляют 7,5% – и предпринятая попытка получить платежи за газ в рублях.
Пока невозможно перекрыть поток нефти из России, и у Стэнфордской группы есть идея о так называемом ценовом пределе (price cap). Пока что санкции ЕС установили его ниже рыночной цены, что является очередным абсурдом.
На самом деле наша группа придерживается мнения, что ценовой предел должен быть одним из ключевых элементов санкций, поскольку он позволяет ограничить доходы России от продажи энергоносителей и в то же время избежать энергетического шока, который вызвало бы полное эмбарго. Вашингтон и Брюссель установили этот потолок на уровне 60 долларов, хотя цены, которые Россия получает сегодня, возможно, ниже. При нынешнем потолке и рыночных ценах наша группа прогнозирует доходы России на уровне 166 миллиардов долларов в 2023 году, что значительно меньше, чем в предыдущем году. Но можно пойти и дальше – при предельной цене в 35 долларов за баррель снижение доходов России до 100 млрд долларов будет означать серьезную проблему для российского бюджета. Я считаю, что достаточно низкий ценовой предел – это сейчас самый важный вопрос, который необходимо решить в области экономических санкций.
Интересный момент, который вы затронули, – это вторичные санкции, то есть последствия для стран, обходящих ограничения.
Сколько бы ни существовали экономические санкции в истории, они всегда были несовершенны. Только вот такие лазейки в системе санкций не являются аргументом против ограничений. Некоторые лазейки легко выявить. Например, Турция внезапно увеличила экспорт топлива в 2022 году, поэтому очевидно, что производство ведется на нефти, полученной из России. Известны случаи смешивания топлива и продажи его под вывеской другой страны, где используется российская нефть. Другие лазейки обнаружить сложнее. Здесь, например, я бы указал на гражданские компании, сотрудничающие с российской оружейной промышленностью, которые все еще каким-то образом кооперируют, позволяя продолжать поставки вооружений. Но я подчеркиваю, нам на Западе необходимо понять, что дыры в санкциях не являются аргументом против их применения. Важен чистый эффект, даже с учетом несовершенства ограничений. Нам также необходимо сотрудничество, когда речь идет о сборе данных и совместных действиях по минимизации лазеек. Санкции третьих стран, которые позволяют обойти санкции против России, являются довольно радикальной формой ответа на эти вызовы и могут иметь нежелательные политические последствия в долгосрочной перспективе. Поэтому использовать их стоит только в самых убедительных случаях нарушения санкционного режима.
Куратор группы, вышеупомянутый Майкл Макфол, выступает за более радикальные политические действия.
По его мнению, Россия должна быть признана террористическим государством. Мне кажется, что через год после начала войны это, безусловно, стало бы важным символом и ограничило бы возможности российской экономики на годы вперед, совершенно независимо от последовательных пакетов санкций, которые вводятся. На Западе ведутся дебаты о том, отвечает ли интересам Украины и Запада полный разрыв дипломатических отношений с Россией. Не стоит ли оставить себе некую калитку, позволяющую поддерживать связь.
Будет ли у 2020–2022 годов своя глава в будущих учебниках по экономике? Чему они нас научили?
Это может быть цезура, подобная нефтяному шоку 1973 г. или экономическому кризису 2008 г. Нам нужно подождать, пока осядет пыль, чтобы понять, когда все вернется в норму и что это будет за норма. С одной стороны, на экономику будут продолжать оказывать влияние сильные тенденции и явления, существовавшие задолго до пандемии: технологии рвутся вперед, общество стареет, наблюдается тенденция к увеличению неравенства доходов и, прежде всего, богатства. С другой стороны, экономика после пандемии, похоже, пока что управляется по другим правилам: стремительный рост инфляции и процентных ставок – это явления, которые не наблюдались на Западе в течение многих лет. Безусловно, период пандемий и войн – отличный урок для тех, кто разрабатывает экономическую политику. Для меня интересным моментом, с точки зрения исследований, является то, как некоторые правительства отреагировали на кризис, стимулируя потребление через систему социальных трансфертов. Компании, в свою очередь, обнаружили, что самые эффективные части цепочек поставок, то есть самые дешевые, вовсе не являются стабильными. Глобальная экономика оказалась очень уязвимой. Я думаю, что в будущем мы будем уделять больше внимания ударостойким решениям.
–Беседовал Цезари Корицки
TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы
–перевод Денис Куценко
Доктор Лукаш Рэйчел – макроэкономист, доцент Университетского колледжа Лондона, выпускник Лондонской школы экономики, стипендиат Фонда Фулбрайта в Гарвардском университете. Лауреат премии "Молодой макроэкономист" Копенгагенского университета. Единственный поляк в так называемой Стэнфордской группе из нескольких десятков экономистов и политиков. Член польской экономической ассоциации "Процветание на поколения".