– Он был замечательным человеком, мудрым и сердечным, обладавшим большими знаниями и большим духом, - такими словами провожали в последний путь умершего неделю назад Шеваха Вайса, израильского политика и профессора, посла Израиля в Республике Польша (2001-2003 г.г.). Он родился в довоенной Польше, которой искренне был предан последние двадцать лет. В историю Вайс войдет благодаря книгам, которые он написал, и ученикам, которых он воспитал, за свои политические инициативы и прекрасную дружбу. Но в Польше его запомнят по словам, которые Шевах Вайс произнес более двадцати лет назад, 10 июля 2001 года в Едвабне, и которые он повторял по разным поводам, если это было необходимо. Он говорил о двух амбарах. О том, что в оккупированной Польше существуют не только амбары в Едвабне, где убивали евреев, но и в Бориславе, где спасали евреев. Потому что маленького Шеваха, его брата и родителей спасли от Холокоста соседи, польские и украинские семьи.

Этот неординарный человек говорил, что жертвами нацизма и гитлеризма были не только евреи, но и поляки. Он знал историю и рассказывал о польско-еврейских связях, в том числе о польских патриотах с еврейскими корнями. А не только указывал на недостатки и неловкости во взаимоотношениях последних десятилетий. Все отмечают, что Шевах Вайс был особенным. Причем он не был единственным, кто глубоко по-человечески подходил еврейско-польским отношениям, как это хотели бы видеть некоторые наблюдатели этой непростой сцены.

  Он всегда находил нечто хорошее

Именно во время пребывания Шеваха Вайса на посту посла Израиля в Республике Польша, хотя и без его участия, в Польше появился Реувен Зигельбойм (1913–2005), младший на 13 лет брат Шмуэля Зигельбойма, трагического героя-одиночки. Он боролся за то, чтобы привлечь внимание союзников к судьбе евреев, массово погибавших от рук нацистов в оккупированной Польше.

Рувена нашел в Южной Африке Кшиштоф Сливинский, тогдашний посол Польши, и, как говорил сам актер, дипломат “вернул его Польше”. Сначала вернул актера маленькой частице Польши, то есть посольству. А потом - и над Вислу, куда Рувена пригласил премьер-министр страны Ежи Бузек. Первый визит состоялся в 2000 году. а потом уже каждый год, чтобы проводить на родине полгода. В 2004 году Реувен Зигельбойм решил, что возвращается навсегда. Он открывал для себя новую Польшу, в которую влюблялся больше и сильнее. Зигельбойм-младший немного говорил о том, что ему не нравится над Вислой. Потому что всегда встречал нечто хорошее, что нивелировало шероховатости. Особенно это касалось молодежи, школьников и студентов, которым он рассказывал о своем старшем брате, Артуре Шмуэле Зигельбойме.

    Подписывайтесь на наш фейсбук  
  Ранее, в 2000 году, он снялся в прекрасном документальном фильме "Смерть Зигельбойма" (режиссер Джамила Анкевич, ныне покойная). Реувен буквально идет по следам старшего брата, общаясь с теми, кто его знал. Джамила Анкевич успела вовремя: в фильме приняли участие Лидия Чолкошова, Ян Карский, Фелек Шарф, Марек Эдельман и сам Реувен, младший из одиннадцати братьев и сестер семейства Зигельбойм.

Теперь Зигельбойм-младший был уже не просто актером и не гнался за публикой. Его выступления были диалогом и нитью соединяющей те времена и современную, живо реагирующую молодежь, с которой ему всегда удавалось установить контакт. Будь то в Отвоцке или в Красноставе, в Варшаве или Бодзанове, в Ласках и во Вроцлаве. Он сам был частью послания. Реувен считал, что эти молодые люди и он, уже старик, находящийся среди них, и есть та Польша, о которой мечтал его старший брат Артур Шмуэль.

Последняя встреча состоялась в большом приходском зале церкви св. Иакова на площади имени Нарутовича в Варшаве 16 января 2005 года. Примерно через пару недель Реувен Зигельбойм готовился отмечать свой 92-й день рождения. Поэтому в подарок от молодежи он получил розы и поздравления. Но больше всего его порадовало заявление отца Гжегожа Михальчика о том, что в костеле, он, Реувен Зигельбаум, начал отмечать День иудаизма с молодежью. Актер гордился и радовался этому - не меньше чем, чем когда приезжал отдохнуть в городок Ласки к сестрам-францисканкам. Он говорил, что хоть не является священнослужителем, но. безусловно, считает себя духовным человеком.

– Я не еврей из Польши, – добавлял он, – я польский еврей.

Он дарил нам дружбу и свое доверие. В канун Рождества 2004 года Реувен Зигельбойм с удовлетворением пошутил, что “и в таком возрасте” можно делать что-то в первый раз. За столом нас собралось восемнадцать человек. В том числе и переехавшая в Польшу семья из Украины с двумя дочерьми. Множество гостей радовало Реувена, он видел в праздничном застолье семейные торжества из своего детства в Красноставе.

И хотел, чтобы его похоронили в Польше.

Двери остались открытыми

Этого же хотел и еще один друг нашей семьи, Арье Лернер (1918–2002), человек неисчерпаемой энергии и столь же неутомимой веры в позитивные действия. Он генерировал новые идеи и предпринимал их для преодоления разногласий и сближения еврейского и польского народов.

В 1992 году мне довелось стать соорганизатором уникального и до сих пор не повторенного марша, который объединил два памятника и два восстания в Варшаве: памятник Варшавскому восстанию и памятник героям гетто. Арье Лернер был творцом и, можно сказать, божьим безумцем, который вдохновил группу людей на этот марш, зажег в нас веру в ее успех и глубокий смысл.

Я писал о нем в “Еженедельнике Солидарность” и в еженедельнике “Идем”. Вторую мировую он пережил, работая в угольной шахте в СССР. По возвращении занимал пост вице-консула в дипломатической миссии Израиля в Варшаве. В итоге попал в тюрьму по подозрению в шпионаже. Там он не сдался и не дал себя “разговорить” под пытками, не соглашался на то, что являлся будто бы одним из участников мирового сионистского заговора. Освободившись через несколько лет, он уехал в Израиль, работал на строительстве домов дома и института Яд ва-Шем. Искал справедливость. И чувствовал безмерную горечь, когда встречал своих преследователей с улицы  Раковецкой в Варшаве, где находится тюрьма, в которой Лернер отбывал срок. Как только над Вислой развалился коммунизм, он вернулся в Польшу. Потому считал себя патриотом своей страны. Арье Лернер сказал тогда: “Все мы братья, и ни национальность, ни религия не могут нас разделить. Почему два народа, столь связанные вместе, не могут оплакивать друг друга и не могут вместе наслаждаться свободой?”

Мало кому хотелось стать патроном шествия, в котором польская и израильская молодежь отдавала честь жертвам войны, спровоцированной Германией и Советским Союзом. Но Арье не сдавался. Он собрал почетный комитет - в него вошли израильская писательница Мириам Акавиа, профессор Анджей Стельмаховский, Станислав Янковский “Агатон” и посол Израиля в Польше (1990-1993 г.г.) Мирон Гордон. И все удалось, включая участие армии. Но продолжить благое начинание регулярно - чтить героев обоих Варшавских восстаний или жертв обоих катаклизмов в едином марше - уже не получилось. Да, через год вольский Совет христиан и евреев инициировал Марш молитвы по маршруту Памятников Варшавского Гетто. И да, там есть молебен у Камня Праведников, но… Но мы до сих пор не можем услышать Арье Лернера и вместе чтить память всех жертв того времени.

- Впрочем, двери открыты, - говорил он, - а однажды отворенная дверь  уже не закроется.

Всюду один и тот же Бог

Эти метафорические двери распахивал и Хенрик Прайс  (1916-2018 г.г.), при рождении Абрам Хаим Прайс, которого называют “последним кавалеристом Второй Речи Посполитой”. До конца своей долгой жизни он рассказывал о своей службе в армии, о том, как много она ему дала, с какой гордостью он носил фуражку с желтым ободком – цветом 3-го Мазовецкого полка легкой кавалерии имени полковника Яна Козетульского в Сувалках. И о том, с какой радостью он приезжал в увольнение к своей семье в поселок Гура Кальвария, чтобы все могли видеть такого молодца. Спустя годы он рассказал, как он, тощий Абрамек, стал мужественнее и серьезнее.   

Хенрик Прайс был солдатом сентября 1939 года, ранен в битве при селе Ольшев на Подлясье. Пока у него оставались силы, он ездил туда на празднование этой годовщины, дружил со студентами и учителями местной школы. Имена товарищей по взводу и клички лошадей помнил до конца жизни. Кавалерист Прайс говорил о Польше только хорошее, с любовью и уважением. И именно поэтому он так сильно и щедро поддерживал молодежь, которая сформировала добровольческую конницу, надевала легкие кавалерийские мундиры, училась ездить верхом, владеть саблей и пикой. По мнению Хенрика Прайса эти молодые люди тоже любят Польшу. И свое 100-летие он отпраздновал и в синагоге, и в церкви. “Куда ни пойду, везду буду молиться, - говорил он, - везде один и тот же Бог”.

Он никогда не забывал о своих близких, погибших во время Холокоста, говорил о них во время встреч с молодежью. Но рассказывал и о тех соседях, которые его спасли.

Все трое героев моей истории  покоятся сегодня в одной земле, на еврейском кладбище в Варшаве, на улице Окоповой.

Иоанна Бранска, моя преждевременно умершая подруга, чей огромный вклад в польско-еврейское сближение еще не описан и не оценен, добавила бы к этому списку еще несколько имен. Упомяну только трех: певицу Тову Бен Цеви (1928) из Лодзи - она была единственной оставшейся в живых из большой семьи певчего синагоги. После войны в Израиле и после падения коммунизма в Польше она учила молодежь тому, что весь мир один большой, и что надо “учиться преодолевать страх, чтобы жить без боязни”.

Второе имя принадлежит Самуэлю Вилленбергу (1923–2016 г.г.), прославившемуся своим мятежом и побегом из лагеря смерти Треблинка и ставшему впоследствии солдатом Варшавского восстания. До конца своей долгой жизни он был связан с Польшей, приезжая сюда с израильской молодежью и рассказывая им не только о Холокосте, но и о самой стране. После выхода на пенсию в качестве инженера-геодезиста, он стал скульптором и спроектировал Памятник жертвам Ченстоховского гетто, открытый в 2009 году. Его отец, Перес Вилленберг, художник-живописец, во время Варшавского восстания нарисовал лик Христа с надписью “Иисус, я верю Тебе” на стене подъезда дома на улице Маршалковской, 60. Рисунок сразу же стал культовым.

В этот список следует включить и Дору Кацнельсон (1921–2003 г.г.), доктора польской литературы в советских университетах, выдающегося исследователя судеб польских ссыльных XIX века, осужденную за чтение Адама Мицкевича. Она также бывала за нашим столом и рассказала о себе: “Я еврейка великой Польши”. И защищала эту Польшу везде, где только могла, хотя и критиковала власти за отсутствие заботы о своих соотечественниках, оставшихся в Восточном окраине.

Однажды отворенная дверь больше не закроется. И хотя некоторые, а может быть, и многие считали Арье Лернера сумасшедшим стариком и захлопнули эту дверь, повредив себе пальцы, он с верой пророка и упорством художника охранял свою миссию. В 1999 году он был участником молитвы Иоанна Павла II за еврейский народ на возле памятника Умшлагплац в Варшаве на улице Ставки,10, и тогда он сказал мне: “только что открылась еще одна дверь”.

Арье Лернер вместе с сестрой Доминикой Залевской стали необычной парой на наших встречах. Оба 1918 года рождения и оба, образно говоря, привносили в создание наших встреч даже не символический кирпичик, а цельные куски добротных камней. Но это совсем другая история, другая история великих сердец и прекрасных умов.

– Барбара Сулек-Ковальска

TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

  – Перевод: Светлана Черепанова