Не все поляки выступают за то, чтобы немецкое государство выплатило Польше репарационные деньги. Можно упомянуть, например, писателя Стефана Хвина, который дал интервью на эту тему изданию "Пшеглёнд".

В интервью с Робертом Валенцяком для этого еженедельника (кстати, это посткоммунистическое издание, которое иногда предоставляет свои страницы для пророссийских и антиукраинских мнений) он сказал, что хотя его семья понесла ужасные потери во время Варшавского восстания, он не считает уместным требовать репараций от немцев. Оставим в стороне споры о том, насколько реалистичны польские ожидания в этом отношении. Суть аргументов Хвина заключается в другом.

По его мнению, немцы изменились. У них нет ничего общего со своими коричневыми предками. И хотя юридически они являются наследниками Третьего рейха ("этот принцип был принят по прагматическим, политическим и экономическим причинам"), этот фактор уже не имеет значения.

На сегодняшний день большинство немцев – это люди, родившиеся после Второй мировой войны. В качестве примера Хвин приводит полонистку, которая переводит его книги на немецкий язык. К этому следует добавить структуру самого немецкого общества. Оно многонационально, о чем свидетельствует, в частности, значительное турецко-мусульманское меньшинство.

Читая интервью с Хвином, приходишь к выводу, что благодаря травматическому опыту, через который прошла семья писателя, его позиция по вопросу репараций приобретает убедительность. Вот человек, у которого есть основания испытывать глубокую неприязнь к немцам и ожидать от них какого-то возмещения. В то же время он занимает противоположную позицию.

Рассуждения Хвина соответствуют тому, что Павел Вроньски описал в "Газете Выборчей" некоторое время назад. Колумнист, о котором идет речь, размышлял над вопросом, не является ли "возмещением ущерба для поляков членство в Европейском союзе и западной цивилизации". Ведь, как можно догадаться, это присоединение было достигнуто благодаря немецкому государству – добавим: кристально чистому демократическому и правовому государству, – которое было образцом примирения с собственным постыдным и позорным прошлым.

Однако убежден ли Вроньски, что Польша на самом деле не заслужила принадлежность к ЕС и западной цивилизации, и что этот эксклюзивный европейский клуб принял ее в свои ряды из-за преступлений, совершенных Третьим рейхом? Считает ли он, что таким образом немцы щедро рассчитались по своим неоплаченным счетам и что поляки должны быть им за это только благодарны? Ведь именно так можно истолковать его слова. Если он имел в виду именно это, то такое по сути наивное лакейское отношение к соседям из-за Одры было бы для него просто постыдным.

    Подписывайтесь на наш фейсбук  
  Немецкое государство поддержало вступление Польши в Евросоюз не из чувства вины за период 1939–1945 годов или из альтруизма. Оно приняло это решение ради собственной выгоды. Ему просто нужна Польша – хотя бы как крупный рынок – в ЕС, чтобы извлечь выгоду для себя.

О мотивах немецких политиков в вопросах, касающихся интеграции Старого континента, свидетельствует то, что во время переговоров по европейским договорам в 21 веке они боролись за экономические привилегии для земель бывшей Германской Демократической Республики. Государства Восточного блока (включая Польшу) не были включены в эту битву. А ведь они были экономически опустошены реальным социализмом также, как и ГДР.

Тем временем, среда, которую представляют Хвин и Вроньски, распространяет среди поляков идеализированное представление о Германии. Чтобы убедиться в этом, стоит обратиться к книге Самуэля Зальцборна, опубликованной в этом году Институтом Пилецкого, "Коллективная невинность. Вытеснение Шоа из немецкой памяти". Само название этой книги говорит о многом. Автор – немецкий политолог. В 2020 году он занял пост полномочного представителя по борьбе с антисемитизмом в земле Берлин.

Основываясь на различных данных, Зальцборн выдвигает тезис о том, что раскаяние немцев в преступлениях Третьего рейха – всего лишь притворство. Мучительной переработкой коричневого прошлого занималась лишь горстка интеллектуалов, к которым не прислушивались в немецком обществе. С другой стороны, на массовом уровне (например, в поп-культуре), прежде всего, имела место самовиктимизация, которая заключалась в создании образа немцев как нации, также пострадавшей от Второй мировой войны. Именно поэтому так называемые "изгнанные" стали частью общественной дискуссии в Германии.

Однако, оставив в стороне аргументы Зальцборна, следует согласиться с одним наблюдением, сделанным Хвином. Он прав, когда утверждает, что "живущие сегодня немцы, которым пришлось бы платить нам, являются абсолютной противоположностью немцам эпохи Третьего рейха".

Конечно, очень хорошо, что современный немецкий народ не хочет провоцировать кровавые конфликты и предпочитает мирное разрешение споров. Однако не откровенные немецкие шовинисты, действующие вне мейнстрима политики на Шпрее, являются главной проблемой для поляков и Европы в целом.

Проблема в "антифашистской" либеральной немецкой буржуазии, которую превозносят такие люди, как Хвин. Они убеждены, что немецкое государство является "моральной сверхдержавой" и чемпионом европейскости. Именно здесь проявляется закамуфлированный немецкий национализм, который Хвин не видит или не хочет видеть. Конечно, с поражением Третьего рейха Адольф Гитлер перестал быть героем для немцев. Но и по сей день они с благодарностью относятся к таким антипольским политикам, как Фридрих II Великий или Отто фон Бисмарк. И это ни в коем случае не мешает им принимать позы европейцев – современных и прогрессивных людей, ненавидящих любое варварство. А если к этому добавить многонациональный состав немецкого общества, то появляется алиби против обвинений в национализме.

Именно так осуществляется успешная политика проталкивания национальных интересов. И парадигма "антифашизма" очень полезна на этом поле деятельности. Особенно когда самодовольные поляки, зацикленные на немцах, обвиняют своих соотечественников в ксенофобии.

–Филип Мемхес

TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

  – перевод Денис Куценко