27 октября 2022 года исполнилось 70 лет со дня рождения Фрэнсиса Фукуямы.

Российское общество сейчас воспринимается в мире как великий монолит. Этому способствует распространенное убеждение, что все россияне поддерживают политику Кремля в отношении Украины. Только и среди них можно найти тех, кто имеет на этот счет совершенно другое мнение, хотя публично свою позицию не высказывает.

К ним относятся жители крупных мегаполисов европейской части России – люди с космополитическим менталитетом. Эта группа предпочитает западную поп-культуру рашистскому нарастанию.

Конечно, москвичи и петербуржцы - горстка по сравнению со всем населением России. Тем не менее, еще лет десять назад можно было питать иллюзию, что именно они станут законодателями мод в российском обществе. И дело не в оппозиционной деятельности, а в продвижении - в условиях авторитарной системы - обычаев довольных своей жизнью потребителей. Этому способствовала экономическая ситуация, поскольку Россия экономически разбогатела на продаже сырья после десятилетия жестоких преобразований при президентстве Бориса Ельцина.

Таким образом, был период, когда и россияне встали на путь «конца истории». О чем это на самом деле? Что ж, когда реальный социализм в Польше подходил к концу, известный американский мыслитель Фрэнсис Фукуяма объявил, что история окончена. Только вокруг этого знаменитого тезиса, сформулированного 33 года назад, возникали разные недоразумения. Поэтому стоит пояснять их по мере возможности.

Вопреки распространенному мнению, Фукуяма в 1989 году не имел в виду, что с крушением коммунистической идеологии и надвигающимся распадом Советского Союза мир вступил в эпоху всеобщего счастья. Мыслитель, напротив, констатировал, что самосознание человечества достигло своих пределов, то есть, хотя мир разрывается и будет разрываться различными турбулентностями, однако была распознана общая закономерность политического и социального устройства.

    Подписывайтесь на наш фейсбук  
  По мнению Фукуямы, этой образцовой моделью является западная либеральная демократия, которая во имя идеалов Французской революции — свободы, равенства, братства — устраняет извечное антагонистическое деление на господ и рабов. «Конец истории» означает, что при всеобщем удовлетворении потребности в признании происходит переход от исторического существования (борьбы) к биологическому существованию (потреблению).

Безальтернативность западной либеральной демократии стала догмой в странах бывшего Восточного блока в начале 1990-х гг. Этому способствовали политические элиты, проводившие памятные реформы. В России тоже не было иаче. Те, кто оспаривал парадигму Фукуямы в российской политике, оказались в антиельцинской оппозиции. Это были представители «великодержавного патриотизма» — коммунисты и националисты разного толка.

Хотя сам Ельцин отошел от проекта либеральной демократии в России уже в 1990-е годы, гайки были прочно закручены во время президентства Владимира Путина. Но именно тогда могло показаться, что Россия вступила в свой специфический «конец истории», который, однако, отличается от модели, указанной Фукуямой.

В случае с этой страной целью было бы преодоление раздирающих ее противоречий и конфликтов не только в первое десятилетие после краха коммунистической идеологии и распада СССР, но и в гораздо более широкой временной перспективе. Понятый таким образом «конец истории» стал бы диалектической кульминацией той драмы, которой была история России. Для этого самосознание русского общества должно было бы заключить вечный договор между царизмом и «диктатурой пролетариата», Европой и Азией, традиционализмом московского православия и светской современностью и так далее.

И вот так «постисторические» русские могли бы сказать свое слово (их представительство можно было найти, прежде всего, среди упомянутых выше горожан из крупных российских мегаполисов). Это те, кто медленно превращает коллективное историческое существование в индивидуальное биологическое существование. Они циничны. В отличие от «исторических» россиян — например, тех, кто помнит Великую Отечественную войну, — они невосприимчивы к пафосу великих нарративов ХХ века. Если, с другой стороны, они поддерживают путинский авторитаризм, то лишь постольку, поскольку он обеспечивает им безопасность мирной, беззаботной жизни без необходимости заниматься общественными делами.

Лет десять назад можно было подумать, как в условиях такого режима российское общество станет «постисторическим». В настоящее время ситуация совершенно иная.

Призрак участия в войне против Украины резко пересматривает российскую версию «конца истории». Сегодня это привилегия только тех россиян, которые не были охвачены военной мобилизацией или сумели ее избежать (например, бежав за границу). Иначе обстоит дело с теми, кого отправили на фронт или кто к этому готовится. Для них «конец истории» — это большая чепуха.

–Филип Мемхес

TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы

  –Перевод Надин Алейник