На путях, ведущих в столицу, сначала сидят женщины - возможно, женщин не сдвинут? - потом мужчины. С балкона местного комитета партии, ставни которого уже начинают пропускать дым, кто-то хаотично выкрикивает что-то о справедливости и эксплуатации, прежде чем его утаскивают коллеги. На центральных улицах стоят танки, разрывая своими гусеницами огромные участки асфальта, как будто кто-то срывает кожицу со спелых, почти черных помидоров. Затем залп, первый - по головам (убегающие люди начинают топтать друг друга), следующие, уже низко, бьют по дороге, скашивая рикошетом. Вертолет равнодушно проносится над бойней на площади, остановленные милицией городские автобусы везут человеческую плоть в больницу (кровь начинает просачиваться из-под скрипучих дверей, складывающихся в гармошку на остановках). В квартирах и барах ходит легенда о капитане, который, вместо того чтобы отдать приказ стрелять, сжег собственную голову, в полицейских участках разрабатываются фотографии и фильмы, снятые в течение всего дня из машин без опознавательных знаков.

Список сходств между протестами в Новочеркасске и восстаниями рабочих в Польше (или в других странах Восточного блока) можно было бы умножить. Отчасти это объясняется природой коммунистической системы: основанной на доходах от машинной индустрии, с централизованно контролируемой экономикой, в которой повышение заработной платы объявлялось со дня на день, официально прославляя рабочий класс. В действительности, при такой системе работникам отказывали в субъектности, и не существовало эффективных механизмов решения или посредничества в решении проблем, таких как оппозиционные группы, профсоюзы, независимые СМИ или общественные органы, голос которых мог бы быть услышан властями. Координация между различными уровнями власти также была недостаточной.

Проблемы заметались под ковер - а когда они вспыхивали, протесты усмирялись силой. Кроме того, поскольку система официально исключала возможность уличных беспорядков - в конце концов, она должна была быть идиллической - не существовало эффективных, малотравматичных способов их подавления. Вместо "лестницы насилия" (полицейский свисток - арест - усмирение демонстранта дубинкой - слезоточивый газ - водомет...) против беззащитных людей были направлены пулеметы и танки.

В общем, все же хорошо, что Хрущев не решился нанести упреждающий ядерный удар...

На Дону есть паровоз...

К сожалению, в Новочеркасске, городе, основанном в XIX веке на притоке Дона, все пошло по вышеописанной схеме. С середины 1930-х годов сердцем города стал расширенный локомотивный завод - сначала паровозов, а после войны и электровозов. В то же время, в отличие от многих предприятий машиностроительной промышленности, где, согласно бессмертному анекдоту, если не собрать коляску из украденных деталей, то в итоге получится пуля-дура, - на Новочеркасском НЭВЗе ( (Новочеркасском электровозостроительном заводе) ) действительно производились локомотивы: сотни и тысячи, для сотен тысяч километров железнодорожных линий СССР.

31 мая 1962 года советские власти объявили о повышении (естественно, "временном" и "вызванном заботой о достаточном снабжении рынка") розничных цен на пищевые жиры и мясо. В то же время руководство НЭВЗа объявило о снижении ставок заработной платы - не намного, на 20-30%.

Повышение? Союз только вздохнул и затянул ремень. Уменьшение? Так было на многих заводах, не раз и не два. Но на этот раз произошло столкновение. Кроме того, всегда ли можно объяснить - почему сейчас, почему здесь? Может быть, несмотря на разрушение местного сообщества, сохранилась память об антибольшевистском сопротивлении - сначала, на рубеже 1917 и 1918 годов, атамана Алексея Каледина, а затем, до весны 1920 года, казаков, образовавших Донскую республику? Может быть, кому-то просто надоело - женщина жалуется, что ей нечего положить в горшок, и вот она...

Мария Антуанетта в джинсах и с портфелем в руках

А может быть, все дело в риторическом таланте директора НЭВЗа инженера Курочкина? Памятная цитата звучит как плохой пересказ слов Марии-Антуанетты, но зачем советскому инженеру играть в подобные литературные игры? Между тем, по многочисленным рассказам, на митинге, созванном металлургическим факультетом, на вопрос "И что теперь?" директор должен был ответить: "Вы ели пельмени с мясом, будете с вареньем!". Этого было достаточно. Тем более что варенье тоже было в дефиците.

Работа в большинстве отделов была остановлена уже в полдень 1 июня. Во второй половине дня остановилось движение на железнодорожной линии Москва-Ростов, которая имеет стратегическое значение, поскольку соединяет столицу с Кавказом. Перевернулся локомотив. Вечером первые танки встали на мост, соединяющий заводы с центром города, но сообщение с городом еще не было приостановлено. Только ночью милиция вытащила из своих постелей десятки "провокаторов". Но в город прибыла специальная делегация Центрального Комитета партии во главе с Анастасом Микояном.

Далее события также развиваются по шаблону, пока у тех, кто помнит историю сражений в Трехречье или Брашове в Румынии, не сожмется сердце. "Мы идем за своими!" Вначале несколько сотен человек отправились от жилого комплекса у НЭВЗа (с портретами Ленина, конечно же, взятыми из кладовых, где они покоились после парада 1 Мая). Но постепенно к ним присоединяются люди из других отделов. Генерал Матвей Шапошников, командующий танковой бригадой (к нему мы вернемся позже), отдает приказ пропустить демонстрацию. Они достигают штаба, который забаррикадирован, и раздаются первые выстрелы (как в Познани...). Доходят до городского комитета КПСС - а там пусто, только ветчина в буфете и брошюры на книжной полке; первый секретарь КПСС товарищ Басов, говорят, спустился со второго этажа на громоотводе (как в Радоме...). И только все больше армейских войск вливалось в город.

Студенты - заперты в общежитиях (как в Гдыне...). Магазины - закрыты. И постепенно пехотные подразделения начали давить на людей, стоящих - фактически бессмысленно, не было ни собеседников, ни обещания переговоров - вокруг комитета.

Дешевые дум-дум из бетона

Генерал Исса Пляев (о нем мы также поговорим позже), дважды герой СССР, участник освобождения Западной Белоруссии (1939), боев в Украине и Дальнем Востоке, командующий Северо-Кавказским военным округом, приказал произвести первый выстрел в воздух (как в Гданьске...). Но второй выстрел был произведен по бетонным плитам, которыми была выложена площадь.

В тот день было выпущено еще два залпа. Солженицын пишет о пулях "дум-дум" в третьем томе "Архипелага ГУЛАГ", но никаких доказательств этому нет - а может, их и не было, ведь бетонные осколки с небольшого расстояния прорезают желудочные оболочки так же эффективно, как и металлические. Конечно, по воспоминаниям очевидцев, была произведена серия световых выстрелов - и это было необходимо, ведь разгон толпы был завершен после полуночи.

И в течение следующей недели, как и в Трицах и Лодзи - сокращения норм были сняты, в магазинах появилось даже сливочное масло. И судебные процессы, на которых не было ни свидетелей, ни родственников, поэтому новости о приговоре к смертной казни 7 преступников - более поздние и неопределенные. Семьи преступников не могли там находиться - большинство из них уже были высланы из города, если не отправлены в ГУЛАГ.

Это был не единственный протест в Советском Союзе - хотя он был самым крупным (если не считать восстаний в лагерях) со времен восстания в Кронштадте (1921) и крестьянского восстания в Тамбове: самого крупного за последние 40 лет. В целом, если попытаться составить типологию восстаний, бунтов и уличных боев в СССР в период между окончанием гражданской войны и началом перестройки, то обычно выделяют три причины: национальная напряженность (Грозный 1958, Казахстан 1961); случайное убийство молодого человека - обычно футбольного фаната или любителя пива - в отделении милиции (такие случаи обычно ограничивались одним районом), или именно недовольство отсутствием снабжения, повышением норм или снижением расценок (можно добавить и четвертую, довольно экзотическую причину - от Тбилиси в 1956 до Сумгаита в 1963). милиция била дубинками тех, кто шел с портретами Сталина на первомайских демонстрациях).

Более поразительным, чем легкость применения пулеметов (демонстранты не проявляли враждебности, даже не уничтожали имущество) и количество жертв, является нечто другое - их полное одиночество в день восстания и отсутствие этого восстания в коллективной памяти.

Их язык стал для нас чуждым

В начале 1960-х годов не было и речи о диссидентском движении в том виде, в каком мы знаем его в брежневскую эпоху: тысячи интеллектуалов, вышедших из лагерей, уже не питали иллюзий относительно системы; кто-то тайно переправил книгу из делегации в Париж; кто-то издал рукописную газету; молодой Владимир Буковский уже собирал своих сверстников, чтобы вместе читать стихи у памятника Маяковскому; а Юлий Даниэль отправил на Запад свой роман "Говорит Москва", за который его отправили бы в ГУЛАГ. Но это еще не было сообщество, которое могло бы собраться и поехать (как? на попутках, через Дон? за две тысячи километров от Москвы?) в Новочеркасск, как активисты КОРа 14 лет спустя.

И неудивительно, хотя жаль, что в самом Новочеркасске не нашлось учителя, врача, инженера, который сумел бы собрать рабочих. Объяснить им, что нет смысла стоять и смотреть, как танки въезжают на площадь. Что было бы уместно записать какие-то требования, кроме отчаянного и издевательского крика "Превратить Хрущева в колбасу!". Отправить с почты в Новочеркасске послание - в ЦК, а другое в посольство США (его не доставили бы, но может быть?). Ищите в городе иностранцев - чтобы они, возможно, могли рассказать своим, как это было...

Таких людей не было. На Московской улице разъяренная, отчаявшаяся и пьяная толпа шла против ментов, против танков.

После этого не было никого подобного. Не было памяти о "Черном четверге", песочных часов, венков, вдов. Диссиденты не переезжали из Москвы и Ленинграда, чтобы "искать следы" в Новочеркасске. Конечно, возможно, КГБ убрал бы их через 2-3 часа - но дело не в этом. Создается впечатление, что имело место как отчаянное стремление установить, что же произошло на самом деле, так и отсутствие социальной сплоченности, необходимой дозы взаимного доверия, которая в Радоме 1976 года все же позволила бывшим камердинерам и разведчикам Черного каким-то образом добраться до местных жителей, у которых, в конце концов, тоже не было причин доверять незнакомцам очки.

Герой десяти улиц

Советская пресса начала проявлять интерес к Новочеркасску в конце 1980-х годов, но мало что удалось установить. Прокуратура даже начала расследование - но во время трехкилометрового пути от здания Главной военной прокуратуры до штаб-квартиры Верховной прокуратуры СССР ¾ файлов были утеряны, включая все фотографии: прокурор Александр Третецкий был вынужден прекратить расследование. Журналисты "Комсомольской правды" договорились о встрече с отставным начальником местного управления внутренних дел, который должен был указать место захоронения погибших в боях - но, хотя они ехали из Москвы, а он из жилого комплекса через три улицы, он исчез где-то по дороге.

В конце концов, все они были реабилитированы поголовно - по указу президента Ельцина № 858 от 6 июня 1996 года "О дополнительных инициативах, направленных на реабилитацию лиц, репрессированных в связи с участием в ...". Перед входом на НЭВЗ была установлена мемориальная доска, на площади, где производился салют, был установлен камень, и даже президент Владимир Путин положил под него букет гвоздик (в 2008 году).

И, в общем-то, это все. Одна монография, два документальных фильма.

Генерал Шапошников, который еще 1 июня 1962 года отказался отдать танковый салют Хрущеву и даже написал несколько писем властям с просьбой объяснить ход событий, был уволен со службы в 1966 году и исключен из партии: он избежал уголовного дела благодаря глубокой самокритике и был реабилитирован в 1988 году.

А генерал Пляев, который не пожалел залпа? Солженицын пишет в "Архипелаге...", что его имя когда-нибудь будет упомянуто на великом памятнике жертвам Новочеркасска, но пока это не сбылось. Ни прокуратура, ни массовая песня к нему не прицепились: ни одной строчки "Этот кровавый Плиев, палач Новочеркасска / от него умирают дети, женщины". Он выполнял ответственные обязанности - в том же 1962 году командовал оперативной группой советских войск на Кубе в связи с Карибским кризисом - опубликовал после 1965 года шесть томов мемуаров, шесть раз был награжден орденом Ленина. Его имя носят улицы в 10 городах от Владикавказа до Слуцка в Беларуси. У него есть своя мемориальная доска на доме, где он жил в Ростове (правда, она на локоть короче, чем на заводе НЭВЗ, а последние пять лет - бюст аж в Монголии, в Улан-Баторе, где много лет назад он громил интервентов.

– Войцех Станиславски
– Перевод Александр Кравченко

TVP ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК. Редакторы и авторы